Лулу принялась мечтать: вот он поработал где-то, неизвестно где, и сидит дома, читает. Открывается дверь – на пороге она, Александрин. Он страшно удивлен. Что же он скажет? Ага. Он скажет: «Не ожидал. Удивлен!». Нет, пусть лучше говорит: «Не ожидал. Весьма рад. А я все время думаю, почему не учу тебя всему сам? К чему этот Ростов, гимназия? Зачем тебе заниматься с чужими?». Лулу подпрыгнула на кровати. И какая чудесная жизнь бы началась! Они бы гуляли, занимались, ездили на лошадях. Вот в такое время как сейчас, вместо того, чтобы бояться высунуть из комнаты нос, Лулу бы ужинала с ним… А потом – опять заниматься! Очень-очень много, она не лентяйка. А он столько знает, куда всей этой гимназии!
Или пусть такой же обычный день, как тогда. Вот она идет, а навстречу – Виконт: «Не затягивай церемонии приветствий, я за тобой, это уже не Софья Осиповна, это уже я!» И он гладит ее по щечке, а, может быть, и по головке, потому что абсолютно ни на что не обижается и не сердится. Лулу перестала понимать, видит ли она уже сон, или продолжает мечтать, но все страхи отступили перед этим знакомым голосом и ласковым прикосновением. Коленям стало тепло от уютно свернувшейся Буси, часы затикали на комоде доброжелательно, и Лулу, утешившись, сидя, уснула.
….Назавтра Таня не пришла в гимназию. Может быть, их общая подружка именно сегодня уезжает, и Таня пошла попрощаться? Нет, даже из-за такого дела, Таня не пропустила бы гимназию.
– Ой, простите, – Лулу, задумавшись, чуть не налетела на какого-то прохожего.
– Куда идешь, нельзя, что ли в сторону податься, места тебе мало? – пожилой прохожий недовольно на нее покосился, но сильно ругаться не стал.
Вот он, трамвай! Лулу нащупала в кармане мелочь. Как бы ни пропустить остановку. Спросить она боялась, вдруг знакомые Софьи Осиповны? Возьмут и проследят, куда это она ездит так далеко. Почти за город. А радость любимой тетушки, докопавшейся до дружбы Лулу с «низшими слоями общества» трудно переоценить…
Окно запотевает от мороза и ей все время приходится дышать на стекло. Вот, наконец, и розовый дом, все правильно, ей сходить.
Она заторопилась: Таня, наверное, больна, и серьезно. Состояние должно быть очень и очень неважным, чтобы Таня поступилась своим принципом: никогда не давать повода для придирки. Жаль, что Лулу не купила в центре чего-нибудь вкусного, здесь она ничего не знает. Но ничего, сегодня просто поухаживает за Таней, а завтра возьмет из дому конфет и сухих фруктов.
Лулу ускорила шаг и сильно поскользнулась. Если бы ее не поддержал молодой человек, проходивший мимо, она, пожалуй, растянулась бы. Такая гололедица!
– Хватайся за локоть. Не стесняйся! Я-то крепко держусь на ногах, в одну сторону идем, тем более!
– Спасибо. – Лулу пришлось последовать приглашению молодого человека, и она засеменила на разъезжающихся ногах, стараясь не отстать.
– Куда тебе? Давай уж доведу, а то, как раз, шлепнешься!
Лулу подняла глаза и, к своей радости, увидела, что они у самой Таниной калитки – не придется дальше висеть на чьем-то локте.
– Вот чудесно, мне как раз сюда! Спасибо! – она улыбнулась, довольная, что все так удачно складывается, и взглянула на своего провожатого, который замешкался в воротах. Удивительно, ей по-казалось, что она где-то видела это скуластое лицо!
– Дела! Раз так, добро, проходи вовнутрь.
Лулу вошла вовнутрь двора и отправилась прямиком к Тани-ному подъезду.
– Шура, ты ко мне? – прозвучал удивленный и даже, как будто, испуганный голос Тани.
«Болящая» Татьяна, закутанная в громадный шерстяной платок поверх пальто, сидела на морозце на лавочке с книжкой. Возле ее ног, прямо на снегу свернулся калачом пятнистый Букет.
– Таня, почему ты здесь? Холодно же???
Сзади заскрипел снег, к Таниному подъезду, опустив голову, пошел человек, в котором Лулу без труда узнала давешнего провожатого. Он что, где-то задержался? Или прогулялся по кругу? Проходя мимо, он взглянул на них. Нет, не на них, а на Таню, очень внимательно, но не поздоровался, хотя Таня и кивнула ему. Невежа какой-то, хотя выглядел на улице добродушным и приветливым.
–Таня! Это что, ваш знакомый? Он немножко странный… Привел меня к самому вашему дому, а потом какую-то необычную вещь сделал: отошел и пришел обратно…
– Ну, мало ли – вспомнил что-то... А я здесь сижу, читаю. Дома – уборка.
– А я в гимназии думала, что ты больная! Не пришла… Еще думала, что у Кати. Она не уехала еще?
– Нет еще.
Двое немолодых мужчин вошли в ворота:
– Танюшка, здорово! Ну что, поспели пироги-то? Не опоздали мы?
Таня смущенно повела глазом в сторону подруги и тихо произнесла:
– Не опоздали…
Лулу нередко бывало стыдно за близких, но за Таню впервые. Она сердито сказала:
– Я пойду, а то далеко добираться отсюда, у вас уже убрали, и гости подряд идут!
Таня покраснела:
– Шур, ну, Шур! Не обижайся ты! Я объясню… потом… я не могла сегодня...
Лулу круто повернула на каблуках, с горечью чувствуя, что теряет подругу.
– О! Это же Шурочка пришла! Редкая гостья, редкая гостья! Вот хорошо, посидите, поболтаете!– легкая маленькая рука тети Поли легла на плечо Лулу. – Вот дочке и не скучно будет здесь сидеть.
– Так вы это ее что, наказали? – предположила Лулу, прикидывая, стала бы, маман, заперев в комнате, искать для нее товарища в заточение. – Она же простудится?
Тетя Поля, сощурив глаза, засмеялась:
– А у Татьянки лицо действительно, как у наказанной. Ш-у-у-ра, добрая ты душа, не кидайся на меня, ради господа Бога! Никто ее не наказывал! Гостей у нас дома – не повернись. И все – курящие! Вот Танюшка на свежий воздух и пошла. А я тебе, Шурочка, сейчас такой теплющий платок принесу! И пирога заодно.
Теперь они сидели, как две матрешки, и жевали пирог, но Лулу так и не поняла до конца: а гимназия? Не проще было пересидеть дымящих родительских гостей на уроках? Тане тоже, видно, было не по себе, она несколько раз порывалась что-то сказать молчавшей Лулу и, наконец, решилась:
– Шур, я знаю, какой ты человек, что никогда не выдашь, все в гимназии это знают… Но ты дай еще отдельное слово, что никому не скажешь!
– Parole d'honneur![36]
– Это я здесь сижу и смотрю, чтобы никто не помешал. В случае чего должна дать знать. Букет залает… Если взрослый сидит во дворе – сразу ведь заметят, а у нас соседи такие… ненадежные. Мы скоро на другую квартиру переберемся.
Лулу почуяла приближение приключений. В то же время что-то пугало: чему помешают? Кто? Об этом она и спросила настороженно.
– Полиция или шпик какой… – на ухо прошептала Таня.
Белое сало с красным перцем помешает гостям курить?.. На-верное, опять идиома, как «поля ягода»… И Лулу уцепилась за зна-комое слово:
– А что полиция вам может сделать? Вы же не разбойники?
– Шура? Ты за справедливость?
– Конечно так! Ты же знаешь.
– Вот и подумай: Катиного отца выгнали и еще многих, это разве справедливость? Они только хотели, чтобы зарплату повысили и еще депо отремонтировали, там проржавело все, опасно работать… А теперь покалечило одного, вот наши и решили, в такой момент можно народ расшевелить…
Лулу не верила своим ушам:
– Вы что заговор готовите? – затаив дыхание, спросила она.
– Не заговор, а демонстрацию, только учти, Шур, если полслова кто об этом узнает, – нам будет очень плохо, а тому, кому скажешь, – еще хуже. Помнишь, отец объяснял?
– Теперь мне будет хуже?
– Тебе – нет, потому что мне же – нет, а мы вместе, правда? Главное – другим не выдавать, они же не знают, как тут держаться надо, ну, и сами пропадут и нас потянут....
– Таня, да я скорей…
Букет поднял голову и лениво побил хвостом о снег: мимо скамейки проходил Ваня.
– Порядок, Танюшка? Не замерзла? Здравствуй, Шура. Хотите, девчата, валенки принесу, чтобы ноги не замерзали.
Таня покачала головой, действительно мороз ослаб, и было тихо–тихо, совсем не холодно. Лулу же едва ответила на приветствие, так она была поражена услышанным.