– Исчезли все вы как мираж,
Как дра́знящие сновиденья;
Моих руин – со дней паденья
Усадьбы Эшеров – я страж.
Исчезли вы, как тень, как дым;
Как блеск утерянного рая;
И вас не пеплом Сажа-Рая,
Но ливнем кроет золотым
О, если б я не презирал
С младых ногтей понятья «кража», –
То уверяю, Рая-Сажа,
Я вас бы первую украл!
Т. П. Л-ой
Колдунья, чей взор роковой
Сильнее безумного взора
Поэта с душой огневой,
Живет под острогом, у бора.
Она прилетала вчера,
И здесь ворожила так долго, –
И вот обезводела Волга,
А я не заснул до утра.
Меня зачурала любовь,
Другою мне сердце пленила, –
И серая, редкая бровь
В нем нимб золотой заменила.
Не здесь, – ты над бором колдуй,
Колдуй над холодным острогом, –
Но в сердце, мучительно-строгом,
Ты мысль обо мне не задуй.
Теперь ворожеины дни;
Неделю стоит новолунье…
Колдунья, колдунья, колдунья!
Ты мысль обо мне не гони!
Кариатида
– Я дала тебе чашу. Пей!
Кариатида
Я не могу из этой чаши пить!
У слепка твоего обрезан подбородок.
На пристани моей сгрузилось иного лодок,
На самой стройной я, волшебной, должен плыть.
Я не могу из этой чаши пить.
Нет, духа твоего Земле не уместить,
О, гордый сон мой, сладостный и кроткий!
Мне в этом мире миг один короткий
Тебя дано любить, но так любить, –
Что ангельских поэм,
Несравненный ни с кем,
Творец –
Теперь навыки нем;
Что жалкий слепец,
Теперь Тициан,
Которому видеть творенья венец
Быль дар, на Земле неповторенный, дань;
Что солнечных систем.
Вихревые мчанья –
Теперь лишь качанья
Пылинок в проблестевшем луче, –
И ты – этот луч;
Твой голос могуч,
И на нежном, покатом плече
Ты выступ храма, чей фронтон из вида,
По непомерности своей,
Теряется, – Кариатида,
Несешь сквозь гущу земных дней.
Я не могу из этой чаши пить, –
Не потому, что духа не имею,
Божественную часть назвать своею;
Не потоку, что не созрел любить, –
Но оттого, что срезан подбородок
Слепительного слепка твоего;
Но
Оттого
Что
суждено
Отплыть мне на одной из самых легких лодок.
На «Альманахе»
Отчего, когда рядом сидели мы там,
И я жадно ловил – как преступники ловят
Луч надежды по сжатым судейским губам –
Луч безмерного лада в любом твоем слове,
Тень ее воплотилась в одну
Из сидевших и слушавших женщин? –
– Подглядеть захотелось ей третью весну.
Убедиться, что цвета в ней меньше? –
Но я понял тогда, чей коралловый крест
Та, что цепью обвила меня золотою
(Не соперничать с ней никому красотою!)
Смяла с шеи моей, сделав бархатный жест…
«Каждое сердцебиенье…»
Каждое сердцебиенье –
Это биенье твое…
Красная армия где-то
Вскинула к глазу ружье.
Ты возлюбила поэта,
Чем он ответит тебе?..
Страшное будет мгновенье,
Если угодно судьбе.
Знай же, Сомнабула, знай же:
Ты ему сладостней всех. –
Только при встрече с тобою
Спал с него тягостный грех.
Лучшая в мире, прощай же!
Лучшая в мире миров.
Приготовления к бою
Кончены. Что ж? – Я готов.
Бесконечная поэма
Опухшее от длительных бессонниц,
Одно из нижних век;
А захоти – и увезет эстонец,
Тебя любой навек.
И порчею затронутые зубы
(Но порча их сладка!)
И не закрывающиеся губы:
Верхняя – коротка.
И белокурые над ней пушинки
(Ведь то, гляди, усы!)…
Жнеца и жницы (стали госпожинки) 1
Скрестились полосы.
Сам должен был я в этот миг отметить,
Сам подойти,
И должна, должна была ответить,
Отдать свои пути.
О, яркая и частая как пламя,
О, нужная, как высь!..
И небывалыми колоколами,
Вселенная, молись!