— Я попробую, Пётр. Но всё очень непросто. Понимаешь… сейчас, в Обратном Периоде, мы в значительной степени действительно люди каменного века. И дело не в технологии — хотя тебе, наверно, трудно представить, какое удовольствие мне доставило собственноручно сделать эту долблёнку кремнёвым скребком — в ментальности: в способности воспринимать окружающее не зашоренными многосоттысячелетним опытом глазами. Да просто — радоваться жизни. Понимаешь, Пётр, когда 100 миллионов лет назад мы научились настолько продлевать жизнь каждого индивида, что сделались практически бессмертными, возникло много проблем. И с ними со всеми мы, в общем, справились. Кроме одной. Проблемы ментального старения — то есть постепенного угасания интереса к чему бы то ни было. В связи с чем, первые поколения «бессмертных» в действительности жили не дольше нескольких тысяч лет. И только когда мы догадались сознательно использовать Цикличность, изначально присущую нашей цивилизации, привнеся её в жизнь каждого отдельного индивида как Прямой и Обратный периоды, мы научились справляться с ментальной усталостью, Не совсем, но в значительной степени. И если бы не Взыскующие Всеобщего Счастья… с которыми мы разошлись на заре нашей истории… 120 миллионов лет назад… Да, Пётр, ваши представления о темпах биологической эволюции в общих чертах верны. Кроме эволюции разумных существ. Она далеко не всегда линейна, В большинстве случаев циклична. Нам, чтобы достичь того уровня технологии, которого вы достигли за 20 тысяч лет, потребовалось 20 миллионов. Вследствие чего наши технологии несколько отличаются от ваших. Ведущими оказались не технические, а биологические отрасли знания. Благодаря чему мы уже 120 миллионов лет назад научились общаться телепатически. И именно поэтому произошло Великое Разделение. Одна часть нашего вида пошла по пути совершенствования телепатического общения, отказавшись от звукового языка, другая — к всё более глубокому пониманию биологических основ жизни. В конечном счёте — к индивидуальному бессмертию. Разумеется — в пределе. В действительности так до конца и не преодолённый барьер ментального старения не позволяет отдельной особи жить дольше тридцати-сорока полных циклов.
Пётр слушал Иньша как зачарованный. Теперь, когда сап не телепатически, а словами говорил ему о древней поразительной цивилизации Новой Ойкумены, сомнений у ксенобиолога оставалось всё меньше: хочешь не хочешь, а от сказанного Иньшем не отмахнёшься. Вербальная связь не телепатическая. Да, опосредованный звуковой язык позволяет врать сколько угодно, но свои мысли принять за чужие, а чужие за свои, общаясь словесно, нельзя. И, стало быть, можно сомневаться в достоверности сообщаемых Иньшем сведений, но то, что сап говорит именно то, что слышит ксенобиолог, несомненно. А поскольку он говорит о вещах удивительных… противоречащих всему человеческому опыту…
…у Петра вдруг закружилась голова, потемнело в глазах, на какое-то время ксенобиолог потерял сознание, а когда оно вернулось… он почувствовал себя всем! Или — никем. Что для видящего миллиардами глаз, слышащего миллиардами ушей, думающего миллиардами умов, живущего миллиардами жизней Петра сделалось равнозначным. Он — разом! — и всё, и ничто. Воспринимает и осознаёт всё — никем не являясь. Ни Петром, ни человеком, ни землянином, ни антитеррианцем, ни сапом, ни биологическим существом вообще. Он — единый сверхвоспринимающий, сверхчувствующий, сверхмыслящий разум. И от этого невообразимого ощущения своей сенсорно-интеллектуальной мощи, своего всеведения, своей завершённости и своей полноты — безграничное счастье. Которое с ним навсегда. Независимо от участи физического носителя — Петра. Ведь что бы ни случилось с бренным человеческим телом, его освободившаяся ментальность навсегда теперь соединена с ментальностью этого сверхсознания. Его индивидуальность…
— Пётр, где ты? Вернись!