На дворе тихий августовский вечер. От леса тянется первый осенний туман. Пора идти домой.
23
В деревне только и разговоров, что про неудачную атаку. Многие вернулись из Калуги, другие еще на один день остались. Третьи, рассказов наслушавшись, тоже собрались и поехали.
Немало народу Петра Леонидовича осуждают. Считают, что, если для атаки условий не сложилось, надо было с мячом обратно отходить, новое наступление готовить. Обозреватели тоже о том говорят. Некоторые главного тренера оправдывают, считают, что немцы все равно бы нас с мячом не отпустили, так хоть счастья у чужих ворот попытали. Отряд Карпина бился отчаянно, снова команда немалые потери понесла. Но уж слишком неравной схватка получилась. Один-единственный удар нанесли, да и то всего триста с лишним человек вместо разрешенных пятисот во вратарскую площадку вошли. Почти до середины штрафной продвинулись. Где в это время остальные отряды были? По тактической науке положено, если для одного решающего удара сил нет, несколько приступов делать. Сначала одни во вратарскую площадь заходят, вратарей изматывают, потом мяч выкатывают, его сразу же другие подхватывают и атаку возобновляют. Если правильное добивание устроить, то на третий-четвертый раз даже самые сильные вратари мяч не удержат. При условии, конечно, что все это время вражеских защитников удерживать и к мячу не подпускать. Были ведь для этого у нас силы, не всей командой немцы у своих ворот заперлись. К тому же игровым мышлением наши лучшие тренеры не обделены. И Петр Леонидович, и Дмитрий Всеволодович могли такое наступление на ворота организовать. Про игроков и говорить нечего — костьми бы полегли, но тренерское задание выполнили. Вся прислуга и обозреватели, которые при команде давно состоят, в один голос говорили, что такого воодушевления в игроках никогда не было. А вышло иначе — не задружили тренеры, и вся народная решимость насмарку пошла. Петька не захотел старинных обычаев блюсти, князьям кланяться и советы с ними по нескольку дней держать; а те, в свою очередь, низкого происхождения и заграничных замашек ему простить не смогли. Вот и профукали игру. Немцы теперь у своих ворот мяч не отдадут. К тому же у них целый фланг свободен, хорошо еще, что сил на нем мало, и быстрой контратакой не смогут они нам ответить.
Перед сном впервые за много дней мысль пришла: мне ведь что-то и с князевой службой делать надо. Я ведь у него в штате, у меня ответственность, обязательства имеются. Мне не сегодня-завтра на службу возвращаться. Хотя интереса к ней уже нет никакого, и сам Дмитрий Всеволодович, кроме неприязни, никаких чувств у меня не вызывает. А как быть с Машей? С собой ее взять нельзя, женщинам в игре места нет. А я один уже и жить не хочу. Как это такие многие тысячи людей столько времени без семей и без женщин обходятся? Это ведь совершенно неправильно. Тоже из-за лучей проклятых. Что мне делать? Наверное, ехать, не мешкая, просить у Дмитрия Всеволодовича отставки и рекомендации в Университет. Потом возвращаться домой, готовиться к зиме. Жить с Машей в ее доме, жить любовью и негой, проводить вместе все время. Накупить учебников, готовиться к экзаменам. Следующей осенью ехать в Москву и поступать в Университет. Поедет ли Маша со мной? Она ведь только-только оттуда сбежала, спряталась в доме под серебряной крышей, в доме на вершине мира, где так хорошо рисовать картины и видеть всю землю как на ладони…
Еще несколько дней как во сне прошло. Столько счастья, что иногда думал — задохнусь или разорвусь на части. Но не задохнулся, вместо этого как будто бы вырос на этих чудесных дрожжах, как будто ростом выше стал, грудь расширилась. Словно волшебной водой, Машенькой упиваюсь и сказочным богатырем от этого делаюсь.
Сказал маме, что хочу жениться. Она расстроилась, сказала, что рано. Еще больше огорчилась, когда узнала, кто невеста. Сначала стала отговаривать, потом махнула рукой, заплакала. Все время плачет матушка моя, а я и не знаю, как ее утешить.
— Я хотела, чтобы ты хозяином в доме стал. Чтобы люди тебя, как отца, уважали. А ты что же? Уйти задумал, как будто своего дома нет…
— Мам, я так или иначе через год учиться уеду. А хозяйство пусть Николка принимает. Ему по силам.
Не успокоилась, все утро вздыхала.