Пока советские генералы пытались выиграть «прошедшую войну» в Афганистане, американские специалисты осуществляли самую масштабную в истории идеологическую диверсию — разрушали советскую мифологию, подменяя один миф другим мифом о счастье, богатстве и процветании западного мира. Противопоставляли «открытое общество» — «закрытому», «свободный мир» — «тоталитарному», красоту и блеск фасадов и витрин — серости и будням индустриального однообразия. Но всё это была лишь игра образов, оперирование удачными формулами, креативная генерация привлекательных для восприятия образов. То, что невозможно было взять прямой агрессией, — советская мораль и нравственность, — разрушалось вседозволенностью и доступностью западных поведенческих стереотипов. Западная культура стала оружием, подрывающим основы советской морали. Но всё же главным козырем Запада в этой войне смыслов стала экономика. Советский блок, следуя курсом марксистского материализма, ставил экономику и индустриальное развитие в центр бытия. Благосостояние и бытовой комфорт провозглашались главными целями развития социалистического общества. Коммунизм, особенно в постсталинский период, мыслился исключительно как достижение материального избытка, покрывающего все бытовые нужды человека, которые также низводились выродившейся советской элитой до уровня физиологических потребностей и удовлетворения животного инстинкта потребления. И именно в этой основополагающей для марксизма сфере Запад, что казалось самим марксистам невероятным, достиг куда больших успехов, по крайней мере так это виделось из-за железного занавеса. Поместив в основу своего существования западные же сугубо материальные ценности, цивилизация суши потерпела мировоззренческий крах, повлекший за собой главную «геополитическую катастрофу» XX века. Казалось бы, одержав победу в холодной войне, Запад должен был воспользоваться ею и завершить то, к чему стремился в период противостояния Ялтинского мира, — физически захватить все освободившиеся территории, заполнить своим военным присутствием всё то, что раньше ему не принадлежало, сконцентрировать всю полноту власти над миром в своих руках. Так он и сделал. Вернее, так бы и поступил победивший Запад, если бы… не наступил постмодерн.
Сегодня западная торговая цивилизация в материальном плане сжимается: количество территорий, которые физически контролирует Запад — по сравнению с прошлыми, колониальными эпохами, — уменьшается; объём промышленного производства на Западе падает, да и численно, в абсолютных величинах западная цивилизация сокращается. И при всём этом — казалось бы, парадокс, — но влияние Запада в мире увеличивается. Мы говорим об однополярном мире как о данности, о западном образе жизни — как о победившем концепте, и это при уменьшении всех показателей. Но что это за влияние, каков его механизм, в чём его секрет?
Однако секретом совершенно не является то, что от прямых действий западные стратеги перешли к непрямым действиям, продвигаясь не военным образом, не лобовым вторжением, а обращаясь сразу к обществу тех государств, которые становятся объектами их оперирования. Именно этот фактор рассматривает, в частности, социология международных отношений, то есть то, как общество изнутри действует на поведение государства во внешней политике, формируя поведение элит «снизу». Из этого же вытекает понимание того, как с этим государством в дальнейшем строить отношения, как его воспринимать на мировой арене. Поведение общества внутри государства становится инструментальным фактором, на который можно воздействовать извне, тем самым формируя поведение государства на внешнеполитической арене. А это создаёт предсказуемость и понимание того, как в отношениях с ним оборачивать ситуацию в свою пользу.