Многое на этот счет рассказывает А. Хейг в своих мемуарах «Предупреждение. Реализм. Рейган и внешняя политика»[44]. Не раз случалось, что в кризисные моменты американская политика буквально раздиралась между группировками из окружения президента. Во время ливанских событий в 1982 г. и в других вопросах, сообщает бывший госсекретарь США, «советник по национальной безопасности У. Кларк, казалось, проводил вторую внешнюю политику США, используя сепаратные каналы связи. В Вашингтоне группа по кризисам во главе с вице-президентом Бушем собиралась на совещания, полностью обходя госдепартамент. Такая система не могла не повести к провалам, так вскоре и произошло».
А. Хейг повествует о своих жалобах президенту на «сумбур» в управлении внешней политикой. Во время одной встречи он в сердцах выпалил Рейгану: «Мистер президент, я хочу, чтобы Вы поняли, что происходит вокруг Вас. Это слишком опасно». В ответ госсекретарь получил «обезоруживающую президентскую улыбку», дескать, все в порядке, берегите свои нервы. «Для меня, — пишет А. Хейг, — Белый дом был столь же мистическим, как корабль-призрак. Вы слышите шелест парусов и скрип дерева и иногда даже видите силуэты экипажа на палубе. Но кто из экипажа держит руку на штурвале?»
Не случайно многие американцы бьют тревогу: доколе в американской внешней политике будет царить разноголосица? «В результате широкого изучения вопросов, — говорится в докладе, подготовленном журналом «Ю. С. Ньюс энд Уорлд рипорт», — вырисовывается такая картина: разрабатывающий политику аппарат в полном замешательстве и его раздирает междоусобица, возникло огромное множество ведомств, настаивающих на своих конкретных внешнеполитических акциях, и происходит неумолимый распад профессионального дипломатического корпуса».
Можно, конечно, сказать, что это — заботы американцев, пусть сами разбираются, какой иметь порядок в правительственной структуре. Неуклюжесть внешнеполитического механизма США может, однако, самым рискованным образом отозваться на всей мировой обстановке. Такие случаи бывали не раз и не два. А. Хейг, в частности, описывает, какая возникла неразбериха и острая схватка в высшем руководстве США 30 марта 1981 г., после того, как выстрелами покушавшегося в Вашингтоне был ранен президент Рейган[45].
В 2 ч 35 мин того дня командный центр госдепартамента информировал А, Хейга о том, что телевидение сообщило о покушении на президента. Госсекретарь немедля отправился в Белый дом. Из старших помощников президента там никого не было, все они умчались в госпиталь. «Сообщили ли о случившемся вице-президенту?» — спросил Л. Хейг. Ответ: «Нет». Буш в это время был в самолете где-то между Далласом и Остином.
А. Хейг приказал созвать в Ситуационную комнату Белого дома министров обороны, юстиции и финансов, а также помощников президента Аллена и директора ЦРУ. Министр обороны Уайнбергер приехал последним. «Я приказал объявить состояние тревоги в наших вооруженных силах», — сказал он.
«Я, — пишет А. Хейг, — был поражен Любой такой шаг быстро был бы зафиксирован Советским Союзом. В ответ русские могли бы объявить тревогу в своих войсках, и это могло бы вызвать дальнейшую эскалацию с американской стороны. Более того, в советском руководстве с основанием могли прийти к заключению, что США в состоянии отчаяния верят в причастность Советского Союза к попытке покушения на президента. Иначе для чего же американцам поднимать по тревоге свои вооруженные силы?»
«Кэп, — обратился А. Хейг к Уайнбергеру, — что вы имеете в виду? Видно было, что министру было трудно сказать точно, какой же приказ он отдал. В конце концов он неуверенно сказал, что речь идет о приказе пилотам стратегической авиации явиться на свои базы».
А. Хейг сказал, что в таком случае объявлена не тревога, а «ситуация обороны». Уайнбергер с этим не согласился. «Это подняло температуру разговора. Я стал подозревать, что Уайнбергер не знает, что он сделал». Тот покинул комнату, чтобы в одиночку поговорить по телефону. Вернувшись через десяток минут, министр сказал, что тревоги он, оказывается, не объявлял, а просто направил информацию в командования о положении в Вашингтоне.
Тут Хейг заметил, что по телевидению шла пресс-конференция представителя Белого дома. Журналисты спросили его: кто руководит правительством в момент национального кризиса? Официальный представитель Белого дома ответил: не знаю. Тогда его спросили: кто в этот момент стоит во главе обороны страны? Ответ был снова: не знаю.
Хейг вместе с Алленом помчались из Ситуационной комнаты в тот отсек Белого дома, где проходила пресс-конференция. Журналисты встретили их тем же вопросом: кто в данный момент принимает решения от имели правительства? И тут Хейг сделал следующее заявление: «По конституции у нас установлен порядок — президент, вице-президент и госсекретарь, и, если президент решит, что он хочет передать кормило правления вице-президенту, он это сделает. Он этого пока не сделал. На нынешний момент я осуществляю контроль здесь, в Белом доме.
Когда Хейг вернулся в Ситуационную комнату, его там встретили насупленными взорами. Кое-кто из присутствовавших сам претендовал на власть и вовсе не собирался уступать ее госсекретарю. Особенно негодовал Уайнбергер, для которого Хейг был не более чем самозванцем, действовавшим незаконно. Он пытался сам был пробиться к штурвалу, заявив, что президентский помощник Миз сказал ему, что министр обороны являете) третьим в руководстве США после президента и вице президента. Но не тут-то было. Госсекретарь, видно вспомнив свои генеральские годы, прочно расставил круговую оборону, отбив наскоки конкурентов.
Все это продолжалось три-четыре часа, но сколько произошло событий, каждое из которых могло бы повеет! к самым острым последствиям. Министр обороны объявляет тревогу, потом выясняется, что он сам толком не знает, какой отдал приказ. В Белом доме суматоха, неизвестно, как и кем управляется страна. В этой обстановке кто смел, тот и сумел: вперед вырваться может любой, если у него нахрапистый нрав и острые локти, чтобы or толкнуть других. Так, собственно, и произошло, когда отставной генерал, ставший госсекретарем, объявил, что парадом командует он. Объявил без всякого на то права, ибо ссылка на конституцию в его заявлении перед журналистами была полной «липой»[46]. Впрочем, как оказалось, никто из собравшихся в Ситуационной комнате, законов США достаточно хорошо не знал. Но зато сколько было элементарной грызни в высшем руководстве США, которую кризисная ситуация выплеснула на поверхность вашингтонской политики.
Ненадежность американской политики усугубляет аморальность атмосферы, в которой она делается.
Президент Р. Рейган на одной из пресс-конференций в Белом доме, наговорив сорок коробов грубостей в адрес советских людей, нажимал на то, что им, мол, нельзя доверять, что у них изъяны в морали, а все это оттого, что «они не верят в загробную жизнь», «не верят в бога».
Может быть, в вашингтонских кругах кто-то верит в загробную жизнь, но еще больше — в земную. Изо всех сил урывают у нее кто что может. Кто повыше, у кого возможностей побольше — действует напролом. Кто пониже, старается не отстать. Приходится слышать высказывания: копни любого американского политика, посмотри на свет — и он наверняка окажется со следами разной степени густоты нечистоплотности, махинаций, поступков, не укладывающихся в кодекс морали и законов. Со свободой политических нравов зашли так далеко, что удивляются, когда им говорят о достоинстве, о простой человеческой честности. Наперебой показывают набожность, а как далеки от элементарных понятий — «не укради», «не убий», «не обмани».
Власть разлагает. Абсолютная власть разлагает абсолютно. Полистаем еще раз личные дневники президента Г. Трумэна. Ничего святого, если судить по записям, для пего не было. Честил он всех и вся. Франклина Делано Рузвельта — действительно выдающегося президента США, по милости которого Г. Трумэн, собственно, и оказался в Белом доме, он презрительно зовет «факиром». Госсекретарь Д. Бэрнс — предатель наподобие Брута, другой госсекретарь Э. Стеттиниус «никогда не имел ни одной мыслишки новой или старой», министр финансов X. Моргентау — «квадратная башка», министр внутренних дел X. Иккес «запросто перегрыз бы глотку Рузвельту или мне». Однажды Г. Трумэн, видно, задумался, как беспардонно он действует, какие низкие моральные стандарты завелись в Белом доме, и, как самопризнание, записал в дневнике, что власть может коррумпировать и будущих хозяев Белого дома.