В XX веке Росин оказался случайно, и инструкция предписывала ему при первой возможности возвратиться в свое время. Но столбовские старики под присмотром полицая Пашки уже сколачивали виселицу напротив правления колхоза, и поэтому Росин знал, что никуда не улетит, невзирая на инструкцию.
Над судьбой Деда думали все, но придумать ничего не могли. Комиссар отвергал все предложения как абсолютно безнадежные.
— Закури, летчик, — в который раз предлагал он Владимиру свой кисет. — Может, легче станет.
Он долго стучал огнивом по кремню, раздувал трут, прикуривал, обдавая Владимира едким дымом.
— Как бы нам тебя в Москву переправить? — спрашивал комиссар сам себя. — Эх, связи у нас нет! Рацию бы сюда или хотя приемничек какой, А то даже не знаем, где сейчас война идет. Может, немец уже Москву взял…
— Не взял, — ответил Росин машинально.
— А немцы брешут, что давно Москва взята. Ты-то сам откуда прилетел, из столицы?
Росин кивнул. Действительно, через четыреста лет в пригородном лесу за Сокольниками будет построено здание Института времени — восемьдесят этажей, дископорт на крыше, энергетический канал на Меркурий через собственный спутник…
— Ходил я смотреть на твой самолет. Близко не удалось подобраться очень сторожат его немцы, но в бинокль посмотрел. Какой-то чудной он ни крыльев, ни мотора… Неужели ракета какая? Как у Циолковского — читал я однажды в книжке…
— Нет, это не ракета, — машинально ответил Росин, думая о своем, — он вдруг понял, что нашел наконец выход. — Слушай, а какое сегодня число?
— Ты чего вскочил? Вот скажи лучше, не боишься ты, что твой самолет фрицы увезут?
— Не увезут! — закричал Росин. — Не по зубам им мой самолет!
То, что он решил сделать, категорически запрещалось инструкциями для путешественников во времени. Росин понимал, что, если ему повезет и он сумеет вернуться домой, его, скорее всего, навсегда отстранят от полетов, но какое это имело значение!
С ослепительной отчетливостью Владимир понял, какое могучее оружие находится в его руках — ведь сегодня он единственный человек на планете, который знает исход кровавой битвы, гремевшей в подмосковных лесах.
Он схватил комиссара за плечи и затряс.
— Слушай, мне надо туда, в мой аппарат! Немедленно!
Деревня, как всегда, проснулась рано. Это было невеселое пробуждение — без крика петухов, без тявканья собак, без мычания скотины. В неподвижном морозном воздухе кое-где поднялись над трубами жидкие дымки — даже с топливом было худо в деревне под немцем. Лишь там, где стояли оккупанты, дымы были такими, какими им положено быть в зимний морозный день.
Вскоре после одиннадцати по избам пошли солдаты — выгонять народ к месту казни. Люди, подталкиваемые прикладами, медленно тянулись к правлению, перед которым в оцеплении автоматчиков белела новенькая виселица.
Хмурое небо, затянутое облаками, казалось, давило сверху — на крыши, на лес, на угрюмых людей. Снова начал падать снег, приглушая звуки, засыпая следы. Черная ворона сорвалась с ветки и спланировала на чью-то трубу — поближе к теплу.
Росин сидел под самой крышей пустой, разграбленной избы и рассматривал в бинокль зловещее каре перед правлением. За прошедшую ночь он не спал ни минуты — днем был скоротечный бой с охраной хронолета, потом он несколько часов лихорадочно работал в кабине, а среди ночи вместе с двенадцатилетним Юркой пробрался в деревню мимо часового, которого заколол подошедший закурить полицай Пашка Артемьев. В полной темноте Юрка лазил по крышам и деревьям, которые указал ему Владимир, потом исчез, а Росин забрался в пустую избу. Хозяина немцы убили две недели назад, найдя у него красноармейскую фуражку. Они выбили двери и окна, а в печь швырнули ручную гранату. Сейчас изба служила Росину наблюдательным пунктом. Две таблетки антеина из аптечки хронолета вернули ему бодрость и силу, и сейчас он внимательно наблюдал за событиями.
До правления отсюда было метров триста, но бинокль позволял рассмотреть все: заросшие лица солдат, угрюмые глаза женщин, их стиснутые рук и… Все происходило в молчании. Лишь изредка доносились гортанные командные возгласы. Снег все сыпал и сыпал, и казалось, в мире осталось только две краски — черная и белая.