Очерёдность последующих переживаний, очень разноречивых, не помню. Где-то я умудрилась пересечь границу, за которую иностранцам въезд воспрещён, и очутилась на территории, лет двадцать не видавшей чужестранца.
С предназначенного для туристов шоссе я свернула в субботу поздно вечером. Иностранцам запрещалось путешествовать ночью и в воскресенье, и в праведной уверенности, что запуганные придурки подчинятся запрещению, гаишники удалялись со своих постов. Я выждала такой момент и подалась в сторону — Еленина карта автодорог у нас имелась.
Сдаётся, на следующий день я очутилась на совершенно пустынном шоссе, сворачивавшем где-то далеко у леса, а на половине дороги до леса находился шлагбаум и будка охранника. Шлагбаум был поднят, охранник с винтовкой за плечами стоял ко мне спиной. Навстречу подъезжал грузовик. У меня мелькнула мысль: заглядевшись на грузовик, охранник опустит шлагбаум аккурат мне на крышу, а посему я рванула и на бешеной скорости промчалась мимо, а в зеркало заднего вида обозрела следующую картину: шлагбаум опущен, грузовик стоял перед ним. Из кабины вылез водитель, а охранник держал винтовку наперевес. Оба, оцепенев, глазели на меня и производили впечатление совершенно ошарашенных.
Слегка опасаясь, как бы охранник не выстрелил, я ещё поддала газа и исчезла с их глаз за поворотом леса. Прорвалась я за шлагбаум исключительно благодаря их растерянности.
Запретная территория оказалась красивейшим местом, и мы решили раскинуть бивак на природе. Возможно, решение возникло при виде строящегося дома, неожиданно возникшего на полном безлюдье. Гостиница, мотель, дом отдыха, дом приезжих — неизвестно, что тут затевалось, но выглядело ослепительно. Я остановилась, замерла, потом подъехала ближе.
На огромном цветущем лугу, оттенённое чёрной стеной леса, красовалось золотистое строение из блестевших на солнце брёвен. Двухэтажное, с крутой крышей и широким навесом, под которым стояли столы из огромных пней. Дом ещё не был отделан. Пахло живицей, внизу, позади здания, журчал ручей. Сущий рай, хотелось остаться и подождать, когда откроется эта гостиница. Уехала я с сожалением, согласившись на ночлег в лесу.
Никаких запретных знаков не было. Мы без труда выбрали живописное местечко, не обращая внимания на пустяки — под вечер погода испортилась и начал моросить дождик. Марек вытащил палатку, а я разложила костёр.
Разжигать костёр я умела с одной спички даже из сырых дров, здесь же, на лесной поляне, лежали целые штабеля идеально сухой древесины, а вокруг валялась щепа, сухая, что твой порох. Небольшой дождичек не успел замочить щепки, сучья и прочее, но костёр и через час не пожелал разгораться. Марек рассердился.
— Костёр не можешь разжечь?! И дождя-то нету, просто чуть сыровато!
Злой, раздосадованный, он принялся разжигать костёр с таким же успехом. Нас задело за живое: черт возьми, почему сухое дерево не разгорается? Наконец удалось разжечь огромный костёр из свежих и сырых сосновых веток, после чего мы занялись экспериментами с невозгорающейся сухой щепой. Не только крупная щепа не желала гореть — несколько сухих щепок гасили взметнувшееся на три метра ввысь пламя; огонь поник так, что пришлось спешно его спасать. Марек сосредоточился, походил вокруг, посмотрел, пощупал и уразумел причину.
В этих местах явно проложен нефтепровод. Взамен стереотипных плакатов с призывами беречь лес от огня, все дерево, все эти штабеля спиленных стволов явно пропитаны огнеупорным составом, способным погасить пожар в Риме. Ничего подобного я нигде и никогда не видела, эффект раз в пять сильнее пены из огнетушителя! Состав бесценный, выдумка гениальная, и такое изобретение русские скрывали от мира! Вместо того чтобы зарабатывать на нем огромные деньги. Все-таки у них явно с головой не в порядке.
Сдаётся, на следующий день мы проезжали посёлок — большую деревню или крошечный городишко. Чистый, прибранный, красивые домики в садах, цветут жёлтые георгины. Сады большие, почти огородные участки. Асфальт гладкий, без выбоин, в атмосфере городка приятный покой. Я ехала не спеша, утопая в блаженстве. И вдруг увидела нечто, напоминающее битву под Грюнвальдом.
Около деревянного, выкрашенного зеленой краской барака дикая орда людей неистовствовала, чтобы силой прорваться внутрь. Я, естественно, заинтересовалась, поскольку ещё в Киеве видела очередь плотностью в четыре человека и длиной в три этажа универмага (как только там никого не придушили?). Народ давился за немецкими домашними тапочками. Мне вдруг пришло в голову: а не раздают ли в зеленом бараке бриллианты с гусиное яйцо? Я вылезла из машины и отправилась на разведку, осторожно обходя стороной разъярённую толпу.
Продавали всего лишь обычные, не очень спелые, помидоры. Это в августе-то месяце…
Вскоре мы добрались до Днестра, впрочем, как я уже сказала, на очерёдности событий не настаиваю. Снова безлюдье, прекрасные пейзажи. Мы подъехали к деревянному мосту, не ремонтировавшемуся с довоенных лет; я не решилась переезжать на другую сторону, отправились искать объездной путь. Река нас привела в восторг — прозрачная как стекло, рыбы мелькали огромные, как акулы. Клянусь, не вру и не была пьяна. Мы чуть не задохнулись от вожделения — свежей рыбы за все лето не едали. Я опять остановилась, к берегу на лодке как раз подплыл какой-то дядька. Мы к нему.
— Скажите, нельзя ли тут купить рыбы?! Мужичонка задумчиво посмотрел на часы.
— Теперь нет, — посочувствовал он. — Столовая только до шести открыта.
— Какая столовая, когда в реке рыбы полно! Ловит же её кто-нибудь?
Дядька чуть ли не возмутился.
— Да кто её станет ловить и на кой черт, раз в столовую привозят…
У нас челюсть отвисла. При ближайшей возможности я поинтересовалась у Елены, не помню, по телефону или лично:
— Елена, есть ли у вас запрещение на ловлю рыбы в Днестре?
— Да что ты, — засмеялась Елена. — Лови, сколь ко хочешь, даже разрешения не надо!
— А запрет на выращивание помидоров в своих огородах?
— Да нет же, с чего ты взяла? Я застонала.
— Зачем же они, Боже милостивый, толкаются в очереди, вместо того чтобы выращивать у себя? Ого роды и сады у них — загляденье! Рыба в Днестре сама на крючок просится!..
— Видишь ли, — объяснила Елена, — ловить рыбу или выращивать помидоры — работать надо. А в очереди человек отдыхает.
Господи Боже!.. В этом сражении под Рацлавицами [10] — человек отдыхает!!!
Мы путешествовали через Молдавию и Украину, где самые урожайные земли в Европе. А люди с огородами и садами ждали, когда им привезут готовенькие фрукты и овощи…
Миновав загадочный шлагбаум, я избежала контактов с милицией на целых три дня. Меня могли остановить, «фольксваген» бросался в глаза и порой даже вызывал сенсацию, но все милиционеры при виде меня поворачивались тылом и старательно смотрели в другую сторону. Совершенно очевидно, никто не представлял, что с таким финтом делать, и каждый надеялся — я уеду, и пусть голову ломает кто-нибудь другой. Мы беспрепятственно добрались до Ужгорода, где единственная улица, ведущая к границе, само собой разумеется, была снабжена ненавистным знаком — «одностороннее движение в противоположную сторону».
У меня в глазах потемнело, но Марек реагировал как надо.
— А тебе что? Поезжай!
Из всех запретов труднее всего нарушать дорожные правила. Я не привыкла пренебрегать ими и в запретном направлении обычно ехала осторожно и неуверенно. На этот раз пена у меня на губах запузырилась от злости, я проорала два кое-каких слова и помчалась — искры из-под колёс посыпались.
И правильно. Зачем стоял знак — никто ведать не ведал и с объяснениями не спешил.
Мой «фольксваген» оказался единственной машиной на пограничном пункте. Таможенница пыталась проявить суровость, но сперва её сразил Марек, презентовав дрель, которую сам получил в подарок и которая у него сразу же сломалась, а потом я подсунула «Леся», дабы объяснить, почему еду через Чехословакию. Она открыла книгу, увидела картинки, захохотала, махнула рукой остальному персоналу. Все углубились в чтение, на сём и закончился таможенный досмотр. Я решила отныне возить «Леся» через все границы.