С первого взгляда было видно, что кладбище, на котором мы оказались, давно заброшенное. Не сохранилось ни одной оградки, все вокруг заросло густой, почти в рост человека, травой. И лишь местами, где растительность была пониже, угадывались почти неразличимые холмики.
Ну и что теперь делать?
Логичней всего было убираться подальше от этого места. Ведь даже при нормальных обстоятельствах пребывание ночью на кладбище не сулит ничего приятного. Но… Идти дальше не было сил. Да и куда идти? Мы утратили последний ориентир, а вместе с ним испарилась и надежда.
За целый день мы так ничего и не поели. Остатки курицы, хоть мясо и не испортилось, пришлось выбросить. После того, как по ним промчалась, возможно, всего лишь пригрезившаяся нам орда, мясо вызывало отвращение, и мы, несмотря на спазмы в желудке, так и не смогли к нему притронуться.
Но голод волновал постольку поскольку. Гораздо больше угнетала неопределенность и невозможность осмыслить ситуацию, в которой мы оказались.
Впрочем, наверное, я вру.
Уже и это не волновало. Лично мне было все равно. Хотелось только прилечь и хоть на миг избавиться от окружающего кошмара.
— Я так устала…
Не помню, возможно, это были первые слова, произнесенные девушкой за весь день. Я верил ей. Более того, знал, что это — чистая правда, только, почему-то, реплика показалась совершенно неуместной. Тоже мне, Америку открыла! Можно подумать, я целый день прохлаждался, а она пахал, как негр на плантации…
Да из-за кого я, вообще, влип в эту дурацкую историю?
Если бы не Светлана со своим мифическим дедушкой, я давно бы уже был дома.
Стоп! — щелкнуло что-то в голове.
О чем это я?
Откуда взялась эта несвойственная мне, раздражительность?
Девушка ведь не при чем. Она не напрашивалась ко мне, не пыталась остановить машину, даже отказывалась, когда я предложил помощь. На самом деле — я навязался ей на голову. И винить мне, окромя самого себя, некого.
Грубость так и не сорвалась с моего языка. Огромным усилием воли мне удалось взять себя в руки. Вместо того, чтобы напрасно обвинять Светлану, я обнял ее за плечи, прижал к себе и нежно поцеловал в мокрую от слез щеку.
— Я тоже очень устал…
И сразу, вроде бы, легче стало.
— Мне так страшно.
— И мне тоже.
— Не может быть. Ты такой сильный и смелый…
Какие они глупые, девчонки. А, может, наоборот, умные. Ведь после ее слов я сразу ощутил, как ко мне возвращается утраченная сила.
Тесно обнявшись, мы лежали на мягкой траве, и нас совершенно не смущало, что, вместо подушки, наши головы покоились на чьем-то последнем пристанище.
— Разгадать бы, что с нами происходит?
— Мне кажется, я знаю, — очень тихо молвила Светлана. Но для меня ее слова прозвучали, словно гром с ясного неба.
Глава двадцать девятая
Можете представить мое изумление? Я тут места не нахожу, ломаю голову, пытаясь разобраться в происходящей чертовщине, а она, оказывается, знает.
И молчит…
— Нет, — наверное, уловив ход моих мыслей, поспешила поправиться девушка. — Для меня все, что происходит, так же странно и ужасно, как и для тебя. Я ничего не могу объяснить. Просто, нечто подобное я слышала от своего дедушки. Да и бабушка, покойная, когда я была маленькой, несколько раз рассказывала странную историю, которая произошла с ними в молодости.
— Так не мучай меня, рассказывай! — взмолился я.
— Это случилось в начале двадцатых голов. Дедушка с бабушкой только-только поженились. Дед тогда батрачил на мельнице. Каждый день ему нужно было добираться пешком до места работы километров пятнадцать. Работа была сезонной. Основной наплыв клиентов после уборки урожая. Заканчивали помол глубокой ночью, а очередь к мельнице выстраивалась с раннего утра. Целые вереницы груженных пшеницей возов с окрестных сел выстраивались вдоль дороги.
Обычно, когда было много работы, а это — разгрузить, погрузить, сил, чтобы добраться домой не оставалось, и дедушка ночевал на мельнице.
Так он хотел поступить и той ночью, но смутная тревога закралась в сердце и ни на миг не отпускала. Он не выдержал и отправился домой.
Дедушка уже почти добрался до села, когда, неожиданно, перестал слышать. Исчезли все звуки. Он испугался, подумал, что оглох. Но это было только начало. Воздух утратил прозрачность, словно надвинулся легкий туман, дышать стало тяжело, как при сильном морозе…
— То же самое, что чувствуем и мы…
— Да. Потому я и вспомнила эту историю… К стати, тогда, как и сейчас, было полнолуние. И луна была настолько яркой, что без труда можно было разглядеть самую мелкую пылинку под ногами. Но только под ногами. На расстоянии нескольких шагов все было укрыто легкой полупрозрачной дымкой…
Так вот, когда дедушка уже почти добрался до деревни, он вдруг с ужасом обнаружил, что не узнает окружающей местности. Заблудиться он не мог. Ведь он столько ходил той дорогой, что мог с закрытыми глазами дойти домой. И все же… Все вокруг казалось чужим и незнакомым. Вроде бы то же самое, только в переломленном виде, словно отражение в кривом зеркале. И расстояние не то, и расположение, и размеры…
Нужно заметить, что дедушка в молодости любил приложиться к стакану. Работа такая: то тот нальет, то другой… Без выпивки и закуски на мельницу никто не ездил.
В тот день дедушка тоже хлебнул изрядно. Вот и подумал поначалу, что мерещится…
А дальше случилось такое, что думать о чем-то уже не было ни времени, ни возможности.
Сначала дедушка увидел неясные тени, мелькающие рядом, в окружающем тумане. Потом тени материализовались, и на дедушку набросилась свора вполне реальных голодных волков.
Он отбивался, пока мог. Но силы были неравными. Вскоре дедушка без сознания повалился на землю.
Утром его окровавленного, в изодранной в клочья одежде, подобрали крестьяне, возвращающиеся с мельницы. Естественно, его рассказу никто не поверил. Все считали, что он с кем-то подрался. Ведь в такое время волки редко собираются в стаи, да и вообще, их давно в наших краях не видели. Над дедом стали подтрунивать все, кому не лень. В селе только дай повод…
В результате, дедушка замкнулся в себе, перестал пить, ни с кем из сельчан не общался. Бабушка говорила, что после той ночи она впервые заметила в смолянисто-черных волосах молодого супруга первые проблески седины.
С тех пор с дедом стало твориться неладное. Он плохо спал, часто, просыпался среди ночи от собственного крика, стал нервным, раздражительным.
Соседка посоветовала сводить его к ворожке.
Бабка колдунья жила в соседней деревне. Ее почему-то все боялись и недолюбливали, хотя она никогда никому ничего плохого не сделала. Наоборот, помогала всем, кто к ней обращался. Но суеверие, вопреки здравому смыслу, вынуждало людей сторониться этой дряхлой, сухонькой и совершенно безобидной старушки.
Ворожка внимательно выслушала рассказ бабушки, что-то поколдовала с яйцом, заварила зелье из трав и дала выпить своему пациенту. А затем рассказала такую историю. Точно не помню, но суть ее заключалась в том, что недалеко от деревни в древние времена находилось место, где почитатели черных сил поклонялись своим злым демонам. Их в наших краях целая секта была, и каждый месяц, в третью ночь полнолунья они приносили своим черным властителям человеческие жертвы. С тех пор прошло много лет. Поклонники темных сил или выродились, или перебрались в иные места, но от их долгого пребывания местность оказалась сильно зараженной негативной энергией. Через определенный отрезок времени эта энергия имела свойство усиливаться. И обязательно — в полнолуние. В такие дни, практически исчезает преграда между реальным миром и нереальным. И человек, оказавшийся в таком месте, очень просто может исчезнуть навсегда, затерявшись в иных мирах. Их, по-моему, сейчас принято называть параллельными… А потому, сказала ворожка, дедушке очень повезло, что ему удалось выбраться. Объяснить это можно лишь тем, что сила, оберегающая его оказалась сильнее той, злой, которая хотела его погубить… Такая вот история…