ДАР ВАЛДАЯ
На пятые сутки, когда позади остались нерчинские рудники, бурятские степи и озеро Байкал, Андрей отстал от поезда. Сделано было это, как выяснилось позже, преднамеренно.
В соседнем вагоне из Читы с совещания молодых специалистов возвращалась домой инженер вагонного депо Таня Загорская. Привлеченная громкими песнями, несущимися вразнобой из воинского вагона, она с двумя соседками по купе перешла к певцам и сразу захватила руководство нестройным до того хором.
Казалось, что репертуар ее неиссякаем. Вслед за старинными сибирскими песнями, прославлявшими священный Байкал, бродягу, бежавшего с Сахалина, дикие степи Забайкалья и знаменитый Александровский централ, полились современные лирические, бравые солдатские, озорные шуточные песни. А когда началось сольное исполнение и Таня одну за другой пропела несколько русских народных песен из репертуара Лидии Руслановой, игра в «козла» прекратилась. К группе поющих из крайнего купе пробился пограничник в форме старшины с трофейным аккордеоном.
— Кажется, здесь не хватает только аккомпанемента, — весело заявил Андрей, раздвигая толпу певцов и слушателей. — Подвинься-ка, браток, — подтолкнул он бритоголового солдата и подсел к увлеченной песнями Татьяне.
Знакомиться было некогда. Освобождая аккордеон от футляра, Андрей успел разглядеть, что обладательница звучного контральто была одета в железнодорожную форму. Черное шерстяное платье плотно облегало ее худенькую фигурку. Внимание Андрея привлекли серебряные погоны с двумя миниатюрными звездочками и с какой-то непонятной эмблемой. Не различая мудреных железнодорожных званий и знаков отличия, но прекрасно разбираясь в музыке и голосах, Андрей мысленно отметил, что не перевелись таланты на Руси, и растянул мехи. В купе, переполненное народом, вместе с музыкой ворвалась, гремя колокольчиком — даром Валдая, — знаменитая тройка почтовая.
Юноша и девушка подружились с одного взгляда, как могут подружиться и стать неразлучными только песня с музыкой.
Вечером, когда проводница тетя Даша, установившая в воинском вагоне строгий казарменный режим, скомандовала «отбой» и «отход ко сну», Таня, сопровождаемая Андреем, вернулась в свой вагон, где для пассажиров правила внутреннего распорядка были явно гражданскими.
Когда тебе двадцать три года и рядом у открытого окна девушка, твоя ровесница, и впереди темная ночь, а за окном мелькают таежные разъезды, тусклые огни полустанков, густые перелески и пестрые шлагбаумы, тогда для двоих времени не существует.
Ночь...
Сонь...
И эта встреча кажется дивным сном наяву. Разве не сон эти доверчивые серые глаза и яркие губы на смуглом лице, уже тронутом первыми лучами скупого на тепло сибирского солнца? И разве не сон эта прерывистая речь, когда оба спешат высказать о себе все... все...
Да, это сон, сон короткий, стремительный, после которого наступает пробуждение, полное светлой радости, надежд и ожиданий.
ПОЕЗД УХОДИТ БЕЗ ПАССАЖИРА
Проводник, облачившись в белую курточку, смешно сидящую на его грузной фигуре, разносил горячий крепкий чай и весело приговаривал:
— Не угодно ли напиться чайку из ангарской водицы?..
— Через два часа я схожу, — грустно промолвила Таня, отодвигая стакан с нетронутым, остывшим чаем.
— Ну что ж, прощай, Танюша. Когда-то теперь встретимся?
Андрей пытался шутить, что нынче не то что человек с человеком, а и гора с горой сходятся. Шутка не получилась, и, порывисто пожав Танину руку, он поспешно ушел в свой вагон.
Встретились они через несколько часов.
Когда Таня на своей станции сходила с поезда, раньше чем ее увидел встречавший отец, к ней подошел дежурный по станции.
— Вам телеграмма, — сказал он и почему-то странно улыбнулся.
Только прочитав телеграмму, Таня поняла причину улыбки дежурного. С соседней станции телеграфировал Андрей, сообщая, что нечаянно отстал от поезда, просил снять его вещи и дождаться подхода следующего пассажирского, на котором он прикатит.
Вместе с отцом Степаном Кузьмичом, которому Таня коротко успела рассказать о дорожном знакомстве, они посмеялись над наивной хитростью Андрея.