В моей сумке лежит косметический набор, в нём – пилочка для ногтей. Мне бы лучше попросить кого-нибудь ущипнуть меня, как это смешно и мило, чтобы я проснулась, но я одна, коридоры пустые, все уже сидят в аудиториях, а я как всегда опоздала. И теперь мне приходится просыпаться самой.
Пилочка не сразу протыкает ткань джинсов, приходится замахиваться, а глаза, глаза везде, даже на потолке, когда я запрокидываю голову, чтобы не смотреть на стены. Опустить её – и видно капли на полу. Моя кровь, пилочка тёплая и мокрая, теперь они должны закрыться, пусть они закроются…
Да, это был один из плохих дней, я знаю. Хотя плохие дни случаются так часто, что их уже можно назвать нормальными, а хорошие выделить отдельно. Под хорошими я понимаю дни, когда не выпадаю из реальности.
Это я сейчас так говорю, потому что действуют таблетки, или ещё что-то. На самом деле, я не слишком-то понимаю, где реальность, а где всё остальное. Я вижу, как исчезают плитки пола, а под ними чёрная вода. Если нырнуть туда, то окажешься среди длинных водорослей, которые оплетут тебя, и это будет похоже на прикосновение рук. Очень реальное прикосновение.
Я опять расцарапала предплечье, да? Всё, вижу. Мне нужно что-то, чтобы вытереть кровь, Птичник потом обработает царапины. Это я, кстати, придумала называть его Птичником, вы не знали?
Может, он ещё одна галлюцинация. Может, они все галлюцинация, Птичник, Психе, Ник и остальные. Я не хочу проверять. Неважно, реальны или нет, я люблю их.
Как я сюда попала? Грустная история. Я вообще-то на преподавателя училась. Пятый курс, почти закончила, а потом меня увезли в больницу, потому что я залезла на парту посреди лекции и начала кричать. Не спрашивайте, что я видела, не помню. Врачи сказали, что мне нужно лечение. В смысле, это же очевидно, что мне нужно лечение, нет?
Не слишком люблю говорить о прошлом. Но да, я помню, как умерла моя мать. Ей голоса сказали выпрыгнуть из окна, надев себе на голову наволочку. Очень глупо, наверное, смотрелось. Мне голоса ничего такого не говорили. А если и говорили, то это только наше с голосами дело.
А она мне рассказывала, как умер её отец. Если бы у меня была дочь, или сын, или близнецы, как Психе и её сестра, я бы продолжила цепочку. Первый облил себя бензином и щёлкнул зажигалкой, вторая выбросилась из окна, третья – это я.
Дурная наследственность, вот как подобное называется.
Не надо на меня так испуганно смотреть. Это всего лишь кровь. Да, противно, но как ещё мне убедиться, что вы не моя фантазия? Хватит смотреть, я же сказала. Хотите сделать что-то полезное, принесите перекись и пластырь, а лучше позовите Птичника.
Что вы сказали? Вы точно не галлюцинация, я могу быть уверена. Да ладно.
А вы сами уверены в этом?
5
На следующий день после разговора у двери, я заглядываю в третью палату. И вижу там её.
Эда сидит около кровати прикованного Принца и смотрит в стену. Замираю на пороге, пытаясь понять, что происходит.
Её выпустили? Серьёзно? Неужели всё так быстро пришло в норму?
– Они здесь, – говорит Эда. Я вздрагиваю. – Я вижу их, они смотрят.
– Кто смотрит? – спрашиваю, не удержавшись. Не стоит. Не нужно интересоваться этим, будто её галлюцинации реальны. Надо её вытащить, но я уже задала вопрос.
– Они.
И Эда резко поднимается на ноги. Я пячусь к двери, по инерции, хотя знаю, что Эда ничего мне не сделает. Но кто знает, что она видит на потолке, на стенах, везде.
Я могу только смотреть, как Эда впивается ногтями в своё предплечье. Будто ей мало шрамов, мало ран, которые постоянно обрабатывает и перебинтовывает Ян.
– Они всё видят…
– Эда, – Птичник где-то рядом, он может прибежать в любую минуту.
Хватаю Эду за руку, пачкая пальцы в её крови, и тяну к кровати. Эда вертит головой, смотрит на пол, стены, потолок.
– Прекрати. Приди в себя уже! – нельзя кричать, услышат. Если бы Ник был здесь, у него получается с ней справляться, а я не знаю, как.
– Дай ей пощёчину, – советует сестра из дальнего угла. Вот её тут не хватало.
– Вот тебя не хватало. Исчезни! – Эда опять царапает свою руку. – Хватит!
На моей ладони всё больше крови, пока я разжимаю её пальцы. Вторая рука абсолютно бесполезна, болтается в гипсе мёртвым грузом. Всё равно получается, хватка слабеет. Эда дёргается, сестра бурчит что-то, и только у Принца хватает ума лежать молча.
Эда резко поворачивает голову, глядя на сестру.