После завтрака мы с Ником тянем Эду на улицу. Она сначала лениво сопротивляется, а потом неожиданно поддаётся. Но бегать она не любит, поэтому мы втроём бродим в лабиринте.
Август почти закончился, всё зеленое начинает желтеть. Эда поднимает с земли упавший лист.
– Он похож на птичий хвост. Или на маленький кораблик.
Если поднять голову, можно увидеть Птичника, следящего за нами. А если присмотреться лучше, то в окне у двери заметишь лицо Ольги. Не удивлюсь, если Хриза и Принц тоже прячутся поблизости.
– Что там? – спрашивает Ник. Я прекращаю вытягивать шею.
– Птичник. И Ольга тоже следит за нами.
– А, эта, – он скалит зубы.
В руке у Эды целый букет листьев. Она говорит нам, что гулять, оказывается, весело, благодарит, смеётся, протягивает листья, которые уже не может удержать. Они пахнут землёй и осенью, когда я зарываюсь в них носом. Ник снисходительно усмехается.
На следующем повороте мы сворачиваем налево, а Эда направо.
Левый путь ведёт прямо к решётке.
Металлические прутья всё ещё кажутся неприступными. Но я видела, что Ник сделал с дверью в Клетке, и верю, он может. Поэтому, поворачиваюсь к нему, чтобы спросить:
– Ты помнишь…
– Да, помню, – даже не дал мне договорить. – Скоро.
В лабиринте Эда уже дошла до центра. Она стоит там, нюхает листья и, щурясь на солнце, смотрит в сторону ворот.
Кажется, она и не заметила, что нас рядом нет.
Когда мы возвращаемся к обеду, кресло Птичника перевёрнуто на полу. В общей комнате Ольга делает вид, что читает Гюго.
– Хренза пришла? – спрашивает Ник.
Я слышу, как хрустит бедная картонная обложка.
– Пришла, чтобы осмотреть палаты. А ты всегда спишь в куче грязного белья?
– Да пошла ты.
– Ты отвратителен! – кричит она нам вслед.
Хриза правда осматривает палаты. Она говорит Нику, что отправила его гнездо из простыней и одежды в прачечную, и улыбается мне. Дожидаюсь, пока она уйдёт, и спрашиваю Птичника:
– С чего бы вдруг она такая заботливая?
– От этого зависит её работа, – говорит он. – А сейчас уйди. Мне надо куда-нибудь спрятать чайник.
Утром я просыпаюсь от грохота упавшего кресла. Опять она.
Одеваться, расчёсываться и собирать волосы в хвост, заправлять кровать – всё это так удобно делать двумя руками. Я думаю о том, как здорово будет мыть голову, держать в одной руке книгу и кружку чая в другой, когда Хриза заходит в палату.
Умеет она портить настроение прямо с утра.
– Я ненадолго, – тем лучше. – Просто хотела кое-что сказать перед завтраком.
Так говори, что мешает.
– Завтра будут осматривать отделение. Ничего особенного, я проведу комиссию по палатам, ну и в общую зайдём. Если тебе будет некомфортно, скажи Яну.
Я падаю на свежезаправленную кровать. Вот, всё покрывало сбилось. А Хриза и не собирается останавливаться, я так на завтрак опоздаю.
– И ещё кое-что. Я решила, что раз вы дружите, тебе лучше узнать сейчас. Мы выпишем Эду на этой неделе.
Я поднимаю голову, неловко изгибая шею.
Сейчас она завладела моим вниманием.
Безраздельно.
– У неё ремиссия, последняя подборка препаратов отлично подошла. Я решила, ей стоит попробовать пожить самостоятельно. Конечно, она всё равно будет наблюдаться, и если что вернётся к нам… – уже не слушаю.
Я отлично поняла основную мысль.
– Всё, больше не задерживаю. Иди завтракать! – она цепляется халатом о дверь и чуть не врезается в стену.
Я не тороплюсь последовать совету. Сижу на смятом покрывале и смотрю в пол, укладывая в голове эту мысль.
Эду выпишут.
Эда скоро уедет.
Я бы поговорила об этом с самой Эдой, но сразу после завтрака её уводят санитары. На анализы – говорит мне Ян. Нельзя просто выпустить сумасшедшего в реальный мир, нужно проверить, не двинется ли он окончательно, оказавшись вне больницы.
– Почему ты мне ничего не сказал? – спрашиваю, глядя в пол.
Он берёт меня за подбородок и заставляет посмотреть себе в глаза.
– Именно поэтому.
У него холодный, безжалостный взгляд. Как и у Ольги, которая, наверное, радуется отъезду Эды. Как у Ника, которому, кажется, наплевать. Из всех только Принц не смотрит на меня так. Он вообще на меня не смотрит! Поэтому я закрываюсь в его палате и сижу, обхватив себя руками.
Сестра забивается в угол и, слава всем богам, молчит.
Пока мы с ней прячемся в третьей палате, Хриза и Птичник носятся по отделению. Проверяют все помещения, приводят команду уборщиков с полной тележек швабр, тряпок и разноцветных чистящих средств. Они стирают пыль, моют окна, заглядывают под все кровати, во все углы. С этой беготнёй, волнением, временами доходящим до истерики, мы с сестрой и Принцем кажемся самыми нормальными в отделении.