– А вы не боитесь? – спрашивает Егоров, ощущая, как растёт в нём раздражение против легковесности прокурора, легко порхающего от темы к теме.
Ответ Ганшина обезоруживает его:
– Если вы имеете в виду, что этот разговор мы ведём здесь, в этом… э-э… городе… Да, понимаю вас. Очень хорошо понимаю. Но есть другой аспект, о котором вы, вероятно… э-э… не задумывались. Ограничивая свою компетентность, вы тем самым передоверяете другим решение вопросов, которые не могут вас не касаться. Лично вас, вашей семьи, близких вам людей. Не кажется ли вам, что это довольно уязвимая жизненная позиция?
– Я об этом подумаю, – обещает Егоров.
– Мне будет интересно, что вы решите, – кивает прокурор и переходит на деловой тон. – Ваше задание: провести дополнительное расследование обстоятельств смерти Неверова на гидрологической посту номер 14 в связи с выявлением новых данных о личности погибшего. Ещё вопросы?
– Нет.
Егоров собирает бумаги. Прокурор достает из нижней тумбы стола несколько тонких папок и кладёт их перед Егоровым.
– Дополнительные материалы о Неверове. Всё, что удалось достать. В том числе и его настоящее личное дело, я затребовал его из Москвы. И вот ещё что. Думаю, будет правильно, если вы появитесь на постах не в качестве следователя… следователь там уже был. А… Даже не знаю. Кем бы вы хотели побыть? Геологом?
– Вряд ли я сумею отличить гранит от базальта.
– Может, просто туристом или охотником-отпускником?
– Посёлок на Имангде законсервирован, – напоминает Егоров. – Значит, есть какая-то опись оборудования и строений? Можно провести инвентаризацию. По крайней мере, дело знакомое.
– Не возражаю, – говорит Ганшин и берется за телефон. – Соедините меня с начальников геологоразведочной экспедиции Шубиным, – приказывает он секретарше. – Не перепутайте. Есть начальник Норильской комплексной геологоразведочной экспедиции, это Шубин. А есть начальник Гидрологической службы. Это разные организации и разные люди.
Оговорка, по мнению Егорова, очень нелишняя.
– Жду, – бросает Ганшин и с телефонной трубкой в руке откидывается на спинку кресла. По напряжённой гримаске на его лице и по тому, что он звонит Шубину не по прямому телефону, а связывается с ним через секретаршу, нетрудно догадаться, что начальник НКГРЭ Шубин не относится к людям, с которым прокурора связывают товарищеские отношения. И пока секретарша в приемной выпевает: «С вами сейчас будет говорить прокурор города Норильска Вячеслав Николаевич Ганшин!» – сам прокурор, забыв обо всём, готовится к разговору. Голос его, однако, звучит с обычной непринуждённостью:
– Осмелился вас побеспокоить… э-э… Владимир Семенович. Вот какая у нас родилась мысль. Стоит, пожалуй, провести ревизию вашего посёлка на Имангде, всё-таки столько лет прошло после консервации. Как вы на это смотрите?.. Не принято? Вот мы и хотим нарушить эту традицию… Нет, на этот счёт не беспокойтесь, пусть ваши люди занимаются своими делами. А этим займётся наш сотрудник. Егоров Николай Тихонович, он к вам зайдёт… Да, это по делу Неверова, в нём остались неясности…Рад, что вы ничего не имеете против. Всего хорошего!..
Пока Ганшин разговаривает, Егоров открывает обложку лежащей сверху папки. На титульной странице отпечатано на ротапринте: «В.А.Неверов. Некоторые аспекты решения пространственных задач методом математического подобия в приложении к конкретным геофизическим исследованиям». На следующих страницах текст, на три четверти состоящий из математических формул.
– Это автореферат к диссертации Неверова, – поясняет Ганшин, положив трубку и как бы стерев с лица выражение непринуждённости.
– Что это значит?
– Понятия не имею. Но практическое значение имеет – и очень большое. В сущности, Талнах был открыт по методу Неверова. Он предсказал там руду, как кто-то из астрономов предсказал планету Нептун. Так мне объяснили. А нашли месторождение уже без него. Он всего-то был в городе раза три или четыре, прилетал для консультации. Поэтому у нас его и не знают в лицо. Кстати, на Имангде он тоже был. Сказал: прекрасные места, я хотел бы здесь жить. Это со слов Шубина. Про то, что он хотел бы здесь умереть, он ничего не сказал. Вероятно, это желания пришло позже… А вообще странно всё это. Человек прилетает из Москвы, бросает там семью, квартиру, работу, устраивается в тундру, в дикую глушь. Живёт там зиму, полярную ночь, с непривычки самое жуткое время. И вот, когда зима позади, когда только жить и жить, забивает в край стола гвоздь и стреляет себе в висок. Почему?