Митя молчал. В конце концов отец с раздражением бросил через плечо:
— Иди-ка лучше на станцию, сын.
И первый человек, с которым столкнулся Митя, высунувшись из дверей столовой, был отец Лены.
Сталкер ходил туда-сюда по проходу между палатками и вагонами, сложив руки за спиной. Сидеть на месте Рысев больше не мог.
— Что там с Леной? — робко поинтересовался Митя. Сталкер не обратил внимания на его вопрос. Казалось, он его вообще не услышал.
Шли томительные минуты.
Потом в будке дежурного зазвонил телефон.
— Рысев! Князь! Это тебя, «Ладога» на проводе! — крикнул постовой.
Святослав взял трубку. Оттуда раздалось что-то невнятное.
Как ни напрягала слух Ксения Петровна, занявшая пост в десятке метров от будки, ничего не расслышала. Святослав Игоревич бросал односложные реплики: «Слушаю», «Понял», «Ждем». После этого, отмахнувшись от всех вопросов, помчался по станции в сторону госпиталя.
Появился милиционер, он увел старушек от входа в туннель и приказал всем вернуться на рабочие места. Но жители Проспекта Большевиков все равно то и дело выглядывали в окна. Обыденная жизнь станции впервые за долгое время сбилась с привычного ритма… Люди ждали события, которое бы нарушило привычное течение монотонных часов и дней. Ждали и боялись одновременно.
Прошло еще несколько минут, а потом дверь герметичной переборки, которая закрывала вход в туннель, чтобы с «Проспекта» не выходило тепло, распахнулась так, словно ее взорвали.
На станцию вбежали санитары с носилками. На них лежала бледная, бесчувственная Лена. Ее правая рука была примотана к куску дерева и старательно перебинтована. Одежду и волосы покрывали пятна крови. Иван Громов и Эдуард Вовк, потные, грязные, сами едва державшиеся на ногах, бежали рядом. На вопросы не отвечали, мрачно смотрели в пол.
Они пронеслись через платформу и скрылись в дверях госпиталя.
Минуту царила гробовая тишина. Потом все заговорили разом.
Митя Самохвалов в ужасе закричал, что Лена погибла, но крикуна мигом заткнули.
— Жива она, понял, Самосвалище?! — рычал на Митю Самсонов, показавшийся из своей палатки. — Жива-а!
— А что, что тогда с ней?! — закричал в ответ поваренок.
Гриша опустил голову и тихо произнес:
— Не знаю… Но жива. Жива…
Версии рождались и тут же отметались. Из своих углов показались даже те, у кого рабочий день был в разгаре. Василий Васильевич Стасов с большим трудом вернул людей на фермы и к станкам. У больницы осталось человек пятнадцать самых любопытных, в основном знакомые Лены. Тут же крутился Митя Самохвалов. Сюда же со своим раскладным стульчиком присеменила Ксения Петровна.
Полчаса спустя к людям вышел Иван Степанович Громов. Он появился на больничном крыльце, мрачный, страшно уставший, словно бы постаревший на несколько лет.
Все разом затихли.
Гриша Самсонов протолкался к самому крыльцу. В руках он мял и комкал свою красную ленту, приплясывая на месте от нетерпения.
— Елена жива. У нее сломана рука. Много ушибов. Тяжелейший шок. Но она жива, — начал говорить Иван Степанович. Он через силу улыбнулся, но тут же снова помрачнел, как грозовая туча.
— Во время охоты возникли осложнения. Ничего больше я сказать пока не могу. Не имею права. Но знайте: я и Эдуард сделали все, что могли. Все, что могли.
— Да. И еще, — воскликнул Громов, видя, что люди опять заговорили все разом в полный голос. — Тихо! Не надо шуметь! Это просьба врачей. Не надо шуметь. Пожалуйста.
Иван Степанович ушел. Разошлись друзья и знакомые Рысевых. Через пять минут у дверей госпиталя остался только Гриша Самсонов. Он все так же смотрел, не отводя глаз, на двери медицинского блока. Милиционер покрутился, покрутился рядом, но прогонять парня не стал, лишь буркнул: «Шуметь строго запрещено!». А потом даже стул вынес.
— Ты это… Садись, парень, — обратился к нему страж порядка, и, похлопав Самсонова по плечу, скрылся в дверях больницы.
— А Гриша-то, кажется, влюбился… — шепнула Ксения Петровна, осторожно выглядывая из-за угла.
— Хороший выбор, — переглянулись старушки. — Хорошая пара будет. И детки крепкие вырастут.
Три дня Лену держали в помещении госпиталя. Все это время Гриша крутился рядом. Парень то интересовался, как состояние девушки, то просто сидел где-нибудь в сторонке, терпеливо ожидая новостей. На третий день к Грише подошел Святослав Рысев.
Сталкер постоял в сторонке, посмотрел на юношу, на его мощный торс, широкие плечи. Уважительно хмыкнул, увидев ромбик на рукаве, который нашивали тем, кто окончил школу на «отлично».