***
Из дальнейшего диалога я узнал, что акция по моему устранению, без особых затей, будет поручена одному из лакеев, который оказался доверенным лицом падре и одновременно пользовался симпатией здешней старшей кухарки, а потому, мог не внушая подозрений, периодически отираться там, где готовились подносы для господ, желающих трапезничать в своих покоях. Вот он-то и должен был перелить содержимое флакончика мне в графин с вином.
«Вот же сволочи», — мелькнуло злое, — «а то, что я могу ужинать не в одиночестве?! Вон к примеру, сколько раз Лилли наведывалась ко мне в самое разное время?! Мог и еще кого-нибудь пригласить… Впрочем, о чем это я?! Известно же, что этот тип людей в подобных ситуациях руководствуется исключительно старинной поговоркой: «Лес рубят — щепки летят!» Щепкой больше, щепкой меньше, а я о какой-то гуманности думаю! Лилли они в расчет не берут, а на всех остальных в роли случайной жертвы, им глубоко фиолетово!»
Радовало только одно: получалось, что о наших близких отношениях с княжной и о ее визитах в мою спальню, заговорщики ничего не пронюхали! Видимо, такой вариант им даже в голову не приходил, а то ведь у мужиков, что со мной приехали, дознаться что и как, не представляло бы сложностей.
Впрочем — это тоже ожидаемо: много вы знаете идиотов, которые бы рискнули закрутить амуры с вампиром?! А то, что Лилли не так опасна, как представляется окружающим, так ведь откуда, по их мнению, об этом мог узнать я? Верно? Так что нашу близость с княжной никто не заподозрил. Как и мой интерес к ее благополучию. В глазах окружающих, я просто авантюрист, который элементарно рискнул на таком стремном деле бабла срубить, а значит ничего «сверх», предпринимать не должен!
Угу. Сижу на халяве и жду, пока князь мне еще подзаработать предложит, а вместо этого дождусь винца с начинкой и торжественного погребения! Или «не»? В смысле, что зароют без всякой помпы? Что, кстати, тоже предсказуемо, поскольку с умыслом или без, но встревать в планы заговорщиков, во всех мирах и временах, было чревато именно подобным результатом: безымянная могилка на захолустном кладбище…
А пока я размышлял на эти темы, компания прекратила насыщаться и изъявила желание перебраться в соседнее помещение. Я немного замешкался, отыскивая отверстия для наблюдения еще и в этой комнате, но к счастью они имелись, правда несколько ниже, чем прочие. Пожав плечами, сильно согнулся в пояснице, что с моим ростом сейчас изрядно добавляло неудобства, и заглянул на этот раз не в «глазницы», а в узкую щель.
Мда, а батюшка-то оказывается изрядный гурман и сибарит! Видимо поэтому и впутался в заговор: ведь каково проповедовать смирение, аскезу и умерщвление плоти, когда самому хочется прямо противоположного?! Ведь пастве и пример какой-никакой подавать надо, а до чего же не хочется!
И понятно, почему отверстия пришлось прорезать настолько ниже: обстановка открывшейся мне комнаты, представляла из себя что-то вроде мужского будуара, оформленного на восточный манер. Мебель здесь оказалась явно очень удобной, но низенькой. Кушетки, диванчики, почти плоские тумбочки, такие же, под стать им, столики и все — едва ли мне по колено! Один столик, с непривычно изогнутыми ножками — явной потугой мастера на изящество, нес на себе несколько разноцветных кальянов, другой, более простой по форме, с сигаретницей и почти полудюжиной шкатулок с разными сортами сигар. Ну и бар, конечно, ту присутствовал на почетном центральном месте! Куда же в мужском гнездышке без этого атрибута?!
И кстати: из всей мебели, бар больше всего напоминал скорее изделие моего мира и времени, чем громоздкую и лишенную изящества мебель средневековья. Эдакий небольшой и изящный столик-тумбочка, с множеством резных ячеек для вина по бокам и на каком-то механизме, позволяющем поворачивать его не сдвигая с места. Когда гости выбрали себе курево по вкусу и расположились на диванах, хозяин, явно хвастаясь диковинкой, лихо крутанул бар вокруг своей оси и щедрым жестом предложил им выбрать еще и выпивку.
Сам же, снял с руки браслет в виде четок, (ну или четки в виде браслета — не суть), на котором на короткой цепочке висел маленький ключик, отпер этим ключом единственную дверку имеющуюся на баре и достал оттуда приличных размеров фляжку в кожаном чехле. Поболтав флягой около уха, он удовлетворенно улыбнулся и, не предлагая напиток гостям, щедро плеснул себе в один из бокалов алую жидкость с лиловыми бликами.
Я заметил, как сидящие ко мне лицом господа, сопроводили действия падре завистливыми взглядами и даже дернули кадыком, сглатывая слюну, а тот, будто издеваясь, с какой-то кокетливой интонацией, пояснил: