– Мне это чувство знакомо, не волнуйся, – успокоил Люцифер, – Это сыграет нам на руку, ведь когда демон в ярости, он несокрушим. Ведь так?
– Истинно так, но он может убить многих из нас, если вы решите его остановить, и натворить много неприятных дел, – покачал головой писарь.
– А разве мы делали что-то приятное? – улыбнулся краем губ демон.
– Дайте подумать, если только вносили свою лепту в изменение этого мира, это можно назвать приятным? – спросил старый демон.
– Для тех, кто ждал этих изменений, они станут приятным событием, но стал ли от этого мир приятнее? – спросил Люцифер вновь.
– Этого я не могу сказать, – опустил голову писарь. – Я очень давно не поднимался в мир людей с той поры как занял должность писаря два столетия назад. Думаю, мир всё также живёт от драк до войны, от саботажа до революций, от убийства до кровавой бойни. Приятным осталось лишь время покоя, когда ты готовишься и ждешь начала следующей войны.
– Время покоя? – задумался демон. – Возможно, но для меня приятным является только начало этого времени, когда победа одержана, когда твоё мнение, правое дело, мировоззрение – неважно, главное что оно доказало своё превосходство и силу над твоими противниками. Казалось бы, всё прекрасно, но приходит огорчение, запах победы улетучивается быстро и вскоре она не так уж важна и погружается в забвение. Вряд ли мир становится от этого приятнее, и докапываться до сущих мелочей, чем мир стал лучше или хуже, становится безрассудно.
– А почему бы и нет? – оживился писарь. – Почему бы не покопаться в этих мелочах?
– Не пристало писарю лезть в нутро своего командира, – покосился на него Люцифер, прищурив левый глаз.
– Простите меня, господин, я слишком увлёкся беседой, – упал на колени демон.
– Встань, ты ведь много лет прислуживаешь мне, могу и поведать тебе то, что можно. Например, что неприятный у меня осадок остался после той эпохи, в которой я обитал, – ухмыльнулся демон.
– И у меня тоже, – склонил голову писарь.
– А для тебя чем плох оказался? – удивился Люцифер.
– Какой-то человечишка подмешал мне яду настолько сильного, что мой организм не смог его побороть, так и умер прямо во время обеда за столом, не вставая со стула, – ответил писарь. – А у вас?
– Кто-то сдал обуянную мной тело Охотнику. Все нутро моё извёл, лишь бы освободить бренную плоть девицы от меня. Неприятное ощущение, словно раскаленными клещами хватают за жилы и вытягивают твою суть на свет, невзирая на твоё яростное сопротивление, – поёжился Люцифер.
– Ух, – передернул плечами писарь, представляя себе это. – Не хотел бы я такого испытать на своей шкуре.
– Если начнешь болтать много лишнего и не в нужном месте, могу устроить, как говорят некоторые, они весьма преуспели в своём деле, – улыбнулся демон хищной улыбкой.
– Господин, пожалейте меня, старого, – бухнулся на колени демон.
– Я тебя предупредил, нечего сразу падать на колени. В следующий раз отправлю без лишних слов туда, куда следует, – взглянув на расширяющиеся от ужаса глаза демона, Люцифер усмехнулся. – Но так уж и быть, сжалюсь над твоей душой.
В дверь неожиданно громко постучали. Одновременно повернув головы на стук, Люцифер и писарь с интересом уставились на закрытые створки дверей. Гостей было сегодня предостаточно, и только ожидался последний посетитель на сегодня, прежде чем на завтра наметится план как с пользой провести время. Весьма солидные планы, в корне которые изменят спокойную обстановку тронного зала Чертога на переменчивую Землю, где опасности могут подстерегать на каждом шагу неосторожного гостя иного мира.
– Что-то бесы сегодня работают из рук вон плохо, необходимо им напомнит, почему они здесь находятся и что они должны делать, – нахмурившись, высказался Люцифер. – Войдите!
Открыв дверь, в зал вошёл высокий худощавый мужчина в черных одеяниях, перемежающихся с серым цветом, прямые заглаженные назад чёрные волосы спускались до плеч. Желто-карие глаза внимательно осматривают зал и останавливаются на сидящем на троне Люцифере, не обращая внимания на писаря, которые предпочёл скрыться из виду, скрывшись в тени света дабы не привлекать к себе внимания. Но особенно ярко смотрелся на его лице шрам, начинающийся от виска, пересекающий правый глаз и край губ и опускающийся до самого подбородка. Шрам как шрам, ничего не удивительного в этом нет, многие из демонов могут и гораздо более красочными отметинами битв похвастаться. На лице же это смотрелось куда более эффектно и вызывающе, словно подсказывало окружающим, кто рядом с вами, если не очередной сорвиголова, ищущий приключений на свою голову и лезущий в самое пекло, то обыкновенный слабак, позволивший так изуродовать своё лицо. Эдакое клеймо, которым окружающие могут восторгаться и приходить в ужас, или же смотреть с неприязнью и отвращением. Это может знать лишь сам носитель.