Вовка свои сделал быстрее всех. Но его палочки оказались не лучше, сделанного им в начале смены детекторного приёмника, и годились, разве что, на растопку на кухню.
Те же, что сделали Витька с Женькой, не отличались от выданного Генкой образца. Если бы Вовка не видел сам, никогда бы не поверил, что такую красоту можно сделать обычным перочинным ножом.
Генка был очень доволен и под большим секретом рассказал, что в следующую субботу из лагеря военных моряков, что на другом берегу озера к ним приедет группа курсантов. И Генка – ответственный за организацию выноса знамени и трансляцию.
Подробностей он не сообщил. Но всё стало известно в пятницу. Мальчишки видели, как Генка собрал старших ребят и вышел с ними из лагеря.
Трое приятелей тайком выбрались за ограду и последовали следом через лес.
Те, кто шёл по дороге, очень шумели. И из разговоров ребята поняли, что в трёх километрах от лагеря застряла машина, которая везла костюмы для праздника. И теперь завтрашнее мероприятие под угрозой срыва. Вытащить машину без помощи специальной техники было невозможно. И водитель побежал в посёлок за помощью. Но старшие были уверены, что до утра он никакой помощи не найдёт, и машину следует разгружать на месте и тащить всё лагерь самим.
Приятели тоже хотели поучаствовать, но их прогнали. Сказали, что, если они не перестанут путаться под ногами, всё будет доложено директору. И ребята вернулись в лагерь.
Утром им выдали настоящую морскую форму: брюки, тельняшку, рубашку с большим отложным воротником и широкий ремень с золотой пряжкой с тиснёным якорем. Воротник, как объяснил Женька, назывался «гюйс».
Ребята были очень довольны. Такие костюмы достались не всем. Так, что им повезло.
Вовка уже представлял себе, как они втроём пройдут по лагерю. Но, как только он попытался застегнуть ремень, крючок отвалился. Ремнём уже нельзя было пользоваться. А без ремня – форма не форма. И Вовка пошёл смотреть на праздник со стороны, в группе таких же бесформенных неудачников.
Объявили построение. Те, кто был в морской форме, вместе с приехавшими в гости курсантами построились в шеренгу.
Девочки встали напротив. У них тоже были похожие костюмы. Плиссированные юбочки цвета морской волны, белые блузки с такими же, как у ребят, гюйсами.
Всё это было очень красиво.
Под барабанную дробь знаменосец и два барабанщика вынесли знамя. Несколько слов сказал директор. Зазвучал вальс «Амурские волны». Ребята пригласили девочек. Все пытались танцевать, но на танцах в клубе они, в основном, топтались на месте. Вальс у них получался не очень.
Вдруг Вовка услышал:
– Ты танцуешь?
Он обернулся. К нему обращалась Надя, которая тоже осталась без костюма. Хотел сказать: «Да», но слово застряло в горле, он только кивнул, взял её за руку, и они закружились.
Ребята видели, что Вовка с Надей танцуют лучше других, и стали пропускать их в центр круга. Вовке казалось, что они кружатся не на площадке для построений, а где-то на седьмом небе. Хотелось, чтобы музыка никогда не кончалась.
Старшая пионервожатая объявила, что лучшей паре решили дать приз. И пригласила выйти вперёд Надю с Вовкой. И это уже был триумф.
Наде подарили не игрушечную, а настоящую куклу-артистку из кукольного театра, а Вовке книгу «Одиссея капитана Блада».
Все пошли смотреть выставку работ пионеров лагеря. Вовка был уверен, что лучшие работы – Витькин планер и Женькин эсминец.
Потом на сцену поставили ширму, и девочки из кукольного театра показали спектакль.
Весь вечер в клубе Вовка танцевал с Надей и считал, сколько ещё дней осталось до конца смены.
А на следующий день за Надей неожиданно приехали родители и увезли её в город.
Все оставшиеся до конца смены дни разом стали Вовке неинтересны. Для него праздник кончился.
Настроение испортилось. Новую, полученную в подарок книжку, он засунул на дно чемодана. Даже перестал убегать с тихого часа. Хотя слушать страшилки, которые рассказывали ребята в спальне в тихий час и после отбоя, было ему и неприятно, и неинтересно.
Страшных историй ему и в жизни хватало.
Училка в школе, где он учился, придумала свою систему воспитания. За любые нарушения она ставила весь класс, как она говорила, «столбом». Неважно, кто был виновен, неважно, что он сделал, стояли все. Расчёт был на то, что класс объединится против провинившегося. Но класс провинившемуся сочувствовал, а училку тихо ненавидел.