— Информация отсюда должна поступать на главный пульт, — сказал он, усаживаясь во второе пилотское кресло. — Наш старт сразу будет обнаружен.
— Придется рисковать. Иного выхода нет! — отрезала она с видом капитана, принявшего решение идти на таран, потому что на борту кончились торпеды.
— Есть, если с этого пульта имеется выход в компьютерную систему катера.
— Имеется. Но доступ заблокирован, к тому же наше подключение тут же засекут!
— Нас в любом случае засекут, стоит только тебе подать команду к старту.
Она спросила жестко, не выпадая из образа отчаянного капитана, который очень ей шел, как, впрочем, и любой другой образ:
— Ты можешь обмануть систему?
— Попробую. — Михаил достал из выемки на пульте металлическую пластинку на длинном проводке. Это был пси-сенсор, передающий мысленные команды на компьютер или на эгнот — как в данном случае. Эгнота Михаил хоть никогда в личном владении и не имел, но имел зато не раз по случаю и, как истинный фанатик виртуального дела, давно уже уяснил для себя все сходства и различия. Он наложил пластину на глаза. Несмотря на уклончивый ответ, данный только что Илли, сомнений в себе Михаил не испытывал: уж если его брат Петр — с любитель в компьютерном деле по сравнению с Михаилом — сумел перепрограммировать корабль забарьерной разведки, то ему ли, профессионалу, не запудрить казенные мозги какому-то катеру, пусть даже и имперскому!
Илли, пробежавшись пальчиками по пульту, скомандовала:
— Действуй!
Работа оказалась настолько несложной, что это даже несколько разочаровало Михаила: соскучился он, скитаясь в чужих декорациях, по любимому делу. Закончив, он мог быть уверен — дежурь сейчас за пультом в рубке катера хоть сам черт, и он бы не усомнился, что подключение из спасательного челнока было следствием контрольной саморегуляции системы, а сам челнок стоит и будет стоять на приколе, отзываясь на вызовы с командного пункта, вплоть до первой аварийной ситуации.
— Теперь стартуем, — дал «добро» Михаил, снимая с глаз сенсор и передавая его Илли. Она, к его удивлению, вернула пластинку на пульт, приготовившись управлять челноком вручную. «Традиция?» — предположил Михаил, но не стал отвлекать ее лишними вопросами, а обернулся к пассажирам и велел им не курить и пристегнуть ремни (последнее на полном серьезе), после чего с чистой совестью пристегнулся и сам.
— Они не засекут открытие шлюзовой камеры? — повернулась к нему Илли с доверием во взгляде, подразумевающим, к сожалению, всего лишь уважение к его профессиональным талантам.
— Вся аварийка сейчас под обманкой и выдаст им стопроцентный глюк. Извини, профессиональный жаргон. Нас могут засечь снаружи, когда отшвартуемся. Попробуй сразу камнем упасть вниз.
— Вопрос еще, какой там окажется «низ», — заметила она, нажимая на приборной панели команду «старт». Тут Михаилу пришло в голову, что, пока они тут кувыркались по чужому огороду и совали наглые лапы в капустные грядки, огород этот — в смысле катер — запросто мог не только выйти в космос, но и пришвартоваться там к какому-нибудь космическому кораблю. Замечание Илли говорило о том, что она не исключает подобной возможности.
В таком случае их челнок походил бы теперь на кочерыжку, упакованную уже в две мощные одежки — в катер и в космический корабль, и распаковка — то есть бегство этой кочерыжки из одежек — представлялась бы очень проблематичной.
Сомнения нахлынули в единый миг — пока Илли командовала «старт», но так же моментально улетучились: в камеру хлынул свет. Это распахнулись шлюзовые двери, и челнок упал в открывшуюся под ним бездну. То есть это Михаил по ощущению стремительного падения предположил в первый момент, что под ними бездна. Стоило челноку выпасть камнем (по совету Михаила) из шлюзовой камеры, как снизу надвинулась темная масса, при рассмотрении оказавшаяся близким лесом.
Катер, вопреки их опасениям, не покинул пределов Земли и шел сравнительно невысоко над нею, что вполне могло закончиться для них фатально. Спасли положение мастерство и хорошая реакция Илли: она сумела уклониться от тесного контакта с лесным массивом, выведя челнок из состояния падения буквально в последние секунды, когда он уже сшибал днищем верхушки самых невезучих в лесу деревьев. Нечего и говорить, что пассажирам пришлось пережить массу не самых приятных в их жизни ощущений: заложив великолепный крутой вираж, принудивший все независимые внутренние органы Михаила по-братски спрессоваться, Илли выровняла челнок и повела его над лесом.
— Интересно, скоро ли нас спохватятся? — спросил Михаил, оглядывая небо и обнаруживая в нем только клонящееся к закату солнце. Катера, из которого они вынырнули, уже и след простыл.
— Надеюсь, что не скоро, — отозвалась Илли и продолжала, на радость Михаила: — Я дала понять, что смертельно устала, сказала, что буду спать, и велела никому меня не беспокоить вплоть до прибытия. Будем надеяться, что у гвардейцев не хватит наглости меня тревожить…
«У меня бы точно не хватило, — подумал он. — А вот у гвардейцев… И откуда она такая на мою грешную душу свалилась?.. С Луны, что ли?» — Илли повернула голову, и несколько секунд они озабоченно смотрели в глаза друг другу. «Люблю Луну, — подумал Михаил. — Вообще Луна — лучшая планета в Солнечной. После Земли, конечно. Иначе бы они оттуда сюда не падали».
Челнок дал изрядный левый крен. Илли мгновенно сосредоточилась на управлении.
— Почему ты не пользуешься пси-сенсором? — спросил Михаил. — С ним ведь удобней управлять.
— А разве у вас это принято?
— Нет. Но ваши технологии более совершенны.
— Тут дело не в технологиях.
— А в чем?
— В том, что мышление — непрерывный и не всегда контролируемый процесс. Команда может возникнуть в голове непроизвольно, любая посторонняя мысль может быть принята за команду, поэтому каждый мысленный приказ требует дополнительного подтверждения. И подтверждение может возникнуть также непроизвольно. Пси-сенсор хорош для виртуальности. Когда речь идет об управлении реальными аппаратами, он ненадежен и даже опасен. — Она говорила со знанием дела, как профессионал. Михаил слушал и тихо млел, думая о том, сколько всего им пришлось пережить вместе, прежде чем между ними завязался первый диалог на отвлеченные темы. Да бог с ним — с пси-сенсором. Руками в конце концов тоже иногда не мешает поработать, а то того и гляди отсохнут в процессе эволюции. Но вот она ему что-то объясняет, и этого вполне достаточно для воцарения полной мировой гармонии в отдельно взятом спасательном челноке.
Летели долго. И главное — неизвестно куда. Михаил рассчитывал встретить какой-нибудь населенный пункт и выяснить для начала их местоположение, ну а потом… Там видно будет. А лес все не кончался, стелился окрест бескрайним колышущимся океаном. «Где же это мы, интересно, находимся?» — думал Михаил, скользя взглядом по раскинувшемуся внизу зеленому простору. Судя по засилию лиственных деревьев, это была средняя полоса. Очень хотелось верить, что эта «полоса» принадлежала их родной реальности. Потому что иначе дело было швах. В любом случае им необходимо было избавиться от своего спасителя — то есть от челнока. Лучше всего было бы его уничтожить. Но прежде не мешало бы подыскать другой транспорт, поскольку, где бы они сейчас ни находились, им следовало бежать из этих мест как можно дальше. В своей реальности смена транспорта не составила бы проблемы, стоило им лишь добраться до какого-нибудь людского поселения.
Наконец лесные дебри внизу рассекла ровная стрела дороги. Если судить по цвету, дорога была своя, характерная для того мира, в котором Михаил с детства обитал и куда очень рассчитывал вернуться — как, без сомнения, и все его товарищи. На — строение у него резко повысилось, хоть он и старался его осаживать — цвет дорожного покрытия еще не доказательство, но сама-то дорога должна привести к человеческому обиталищу!
И точно! Вскоре впереди показалось среди деревьев широкое бревенчатое здание с плоской крышей. Подлетев ближе, они увидели выведенную на крыше зеленой неоновой краской огромную надпись: «У ЛЕШЕГО». Возле буквы «У» возвышалась колоритная надстройка в виде покосившейся избушки, вдоль края стояли несколько силовых кресел и небольшой грузовой аэрокар. В родной реальности такие грузовички ласково величались летающими бычками. Крыша, служившая посадочной площадкой, с русской надписью, креслами и «бычком» представляла собой уже более конкретное доказательство того, что имперец вернулся со своей добычей в тот единственный мир, который был в равной мере родным и для беглецов, и для их преследователей.