Если ехать первый раз в жизни, - в годы Великой Мировой разрухи переехать русскую границу, где ломаются два мира, - не просто. И вагон переезжал границу ночью. В Ямбурге, на русской границе, все пошли с чемоданчиками в таможенную будку, - и ночь была такая, как и должно ей быть на границе, где контрабанда и иные темные дела: на шпалах, на рельсах, на деревьях мылилась луна, и казалось, что луна - едва слышно - звенит в одиночестве, - и у таможенной избы, сшитой из фанеры, окна были замазаны известью, смотрела - мазала известь на стеклах - луна. Было четыре часа ночи. - Потом опять вернулись в вагоны, поезд тронулся и через пол-часа пришли уже другие пограничники, в нерусской форме, - они поздравляли с приездом в Европу. В сущности, это было очень нище. Так пришел вагон из колонии в Европу, - еноты не прятались: - кто знает, сколько было вывезено из колонии платины, камней, картин, икон? - вместе с дипломатической почтой -?
Так выбыл из России - запечатанный в дипломатическом пакете - мистер Роберт Смит.
И другой поезд вполз в Россию, чтоб сщемить сердце каждого русского,
- чтобы услышать дубасы в вагоны, шум, гам и вой, крики и вопли мешечников и мешков в матершине, чтоб хлестнул по носам всероссийский запах тримитиламина аммиака и пота, - чтоб никак не об'яснить американцу про недезинфецированный башмак и никак не понять, когда день, когда ночь, когда что:
- Но над Россией - весна, великий пост, - когда ветренно, ручейно, солнечно, облачно и когда бухнет полднями сердце, как суглинок, - когда хрустнет хрусталь печали, как льдинка под ногой, - и поют - когда мужики русские песни, тоскливые, как русские века: ветер потрошит души русских, как бабы потрошат кур, - и все же ветренно, ручейно, облачно и солнечно по весне в России.
1) В поезде был вагон детских сосков, закупленных за границей российским внешторгом: впоследствии выяснилось, что вместо сосков оказались в вагоне другая резина.
2) В Себеже, что ли, в Великих Луках, или где-то еще: - баба кричала истошно: "Дунькя, Дунькя-а, - гуртуйси здеся". - И с воем мчались по базару мешечники. В Себеже, что ли, или в Великих Луках, по шпалам ходил стрелочник, переводил стрелки рельс; на голове у него была шляпа, за поясом две палочки красного и зеленого флагов, а у пояса в котомке - две книги, - Евангелие и Азбука Коммунизма, - на ногах у него, по весеннему, ничего не было; звали стрелочника Семенов. Семенов ходил по шпалам, мешечники уже умчались, ибо поезд ушел. Семенов вынул тогда из котомки Азбуку Коммунизма и стал зубрить, как вызубрил некогда Евангелие, - Азбуку же Коммунизма зубрил к тому, чтобы примирить Азбуку с Евангелием, ибо находил в этом великую необходимость для души.
3) В Себеже, что ли, или в Великих Луках, - На базаре за станцией, в базарный день, стоял с возом степеннейший русский мужик, продавал восемь пудов ржи. Мимо шли рысцой покупатели и продавцы. Как соловьи в майскую ночь, оглашали базар удивлением миру - громчайшим визгом - поросята, - и вопил базар очень громко - в синее небо, соборной толпою. К мужику подошел человек.
- Что продаешь?
- Рожь продаем мы, обмениваем, значит. Деньги нам, значит, не надо обклеивать избу.
- Так. А по чем?
- Мы не на деньги - обклеивать избу. Керосинчику нам бы...
- А на что тебе керосин? Для свету?
- Керосин нам для свету, - чтобы морду не расшибить, значит, в потемках, либо к скотине выйтить, а то - бойся.
Обыватель сказал мужику:
- У нас теперь електризация произошла, - Горит сколько тебе хошь без керосину, - и опять пожару не может быть - не жгет. Лампа такая стеклянная, вроде груши, и проволока в ей, а от ей идет другая проволока в загогулинку на стене. Хошь, продам?
- А не вре?
Мужик поехал к человеку, посмотреть электричество. Воз на дворе оставил, вошли в дом. Человек об'яснял:
- Видишь: вот лампа, вот ее подставка, а вот шнурок. Видишь: я конец шнурка, штепсель, втыкаю в стену, в эту вот загогулину. Видишь: теперь я на подставку поворачиваю крантик и - горит.
Действительно, засветило. Мужик охнул, посмотрел, потрогал, понюхал.
- И без керасину, значит? А какая же в ем сила?
- Сила в ем от земли.
- О!
- Теперь. Видишь: крантик этот я заворачиваю, - не горит. Вынимаю штепсель из загагулины, иду в кухню, там втыкаю в загогулину, поворачиваю и - горит, как твоих двадцать лампов. - И желаю я за все, за лампу, за подставку и за загогулину - восемь пудов ржи. Дешевле никак нельзя.
Мужик заторговался, - поставили самовар, - столковались на семи, свешали, поменились из полы в полу. Честь-честью, - "А загогулину тогда к стенке гвоздиком приколотишь, что ли".
Мужик приехал домой к вечеру, в избу вошел гоголем. Сказал бабам:
- Грунька, сбегай к Авдотье, а ты, Марья, к Андрею, - чтобы пришли скореича, значит. Еще кого позовите.
Народ пришол. Мужик, молча, осмотрел всех, - отодвинул локтем сынишку от стола. Топором - двумя гвоздиками приколотил к стене загогулину. Сказал:
- Видишь: вот лампа, вот ее подставка, а вод - снурок. Видишь: я конец снурка, стесель, втыкаю в стену, в эту вот загогулину. Видишь: теперь я на подставке поворачиваю крантик и -
Ничего не загорелось. -
- ? - Постой. Погоди. - ? - Видишь: вот лампа, вот ее подставка, а вот - снурок. - Видишь: я конец снурка, стесель
Ничего не загорелось. -
4) Человек же в городе шесть пудов ржи спрятал под кровать, а седьмой пуд сменял на самогон - у самогонщика-трезвенника стрелочника Семенова. К вечеру он лежал за базаром, за железнодорожной линией в канаве, - пуговица у его штанов лопнула, он дрыгал ногами и говорил:
- Пусти, ос-тавь... Не трожь, т-това-риш. Не замай. - Он немного молчал, потом начинал вновь: - отвяжись, ч-чорт, п-пусти ноги... ос-ставь, - ты - нне - гарни-турься -
Наконец одна штанина свалилась с ноги. Он почувствовал облегчение: "Аа, пустил, дьяволюга" - перевалился со спины на живот, пополз на четвереньках, затем встал на ноги, упал. Шагов через пятнадцать свалилась и вторая штанина. Тогда пошел тверже. -
5) И еще где-то в другом конце России, и тремя месяцами раньше: - в том помещичьем доме, где когда-то справляли помещичьи, декабрьские ночи -
- Знаемо было, что кругом ходят волки, и луна поднималась к полночи, и там на морозе безмолвствовала пустынная, суходольная, - непомещичья советская ночь
- В доме многое было, и коммуна, и труд-армейские части, и комсомол, и совхоз, и детская колония, дом как следует покряхтел.
- - В том помещичьем доме организован был здравотделом дом отдыха. В честь открытия дома устроен был бал и ужин. Все было отлично сервировано. И вот на балу, за ужином - украдены были со стола тарелки, ложки и вилки, а из танцовального зала украли даже несколько стульев, - хоть и присутствовал всем синклитом на балу исполкоми. -
6) И последнее, о людоедстве в России. Это рассказал Всеволод Иванов - "Полой (почему - не белой?) Арапией". Еще три месяца скинуты со счетов, - в третьем углу России.
- Всеволод Иванов рассказал, как сначала побежали крысы, миллионы крыс: "деревья росли из крыс, из крыс начиналось солнце". Крысы шли через поля, деревни, села. "Жирное, об'евшееся, вставало на деревья солнце. Тучными животами выпячивались тучи. Оглоданные земли. От неба до земли худоребрый ветер: От неба до земли жидкая голодная пыль"... "Крысы все бежали и бежали на юг". Тогда крыс начали бить, чтобы есть. Их били камнями, палками, давили колесами телег. "К вечеру нагребли пол телеги". Заночевали в поле. "Наевшись, Надька сварила еще котелок и отправила с ним Сеньку к матери, в деревню. Вернулся он утром, - подавая котелок, сказал:
- "Мамка ешшо просила"
Крысы шли через поля, деревни, села. На деревне, в избе крысы от'ели у ребенка нос и руку. "За писком бежавших крыс не было слышно плача матери". Потом пришел сельский председатель: "пощупал отгрызенную у ребенка руку, закрыл ребенка тряпицей и, присаживаясь на лавку, сказал:
- "Надо протокол. Може вы сами с'ели. Сполкому сказано - обо всех таких случаях доносить в принадлежность".
"Оглядел высокого, едва подтянутого мясом, Мирона".