- Это совсем не то, что ты подумал. Пожалуйста, успокойся, это по поводу коллекции: он позвонил буквально за полчаса до твоего приезда, я просто не успела тебя предупредить.
- Стервятник, - в который раз рядом с Зоей заставляет себя беззаботно усмехнуться Герман. - Ну да. Вот ты и решила вопрос с деньгами. Которые на похороны.
- Герман, ты уже взял себя в руки? Это хорошо. А теперь мне придется впустить гостей.
Звонок протарахтел еще - пронзительно и нетерпеливо. Герман вытаскивает кресло из его уютного угла безжалостно, так что кресельные ножки извлекают из паркета неприличный звук, и усаживается посреди комнаты поудобнее на свой продавленный трон. В голове все еще плывет, как бы теперь не наделать глупостей. Из прихожей глухо доносятся голоса - неискренние и негромкие, как и полагается говорить в квартире покойного гостям, что пришли не из сочувствия, а по собственному интересу.
Гости проходят в комнату, с той же напускной скромностью, бочком, что им не свойственно, если судить по внешнему виду.
Савельев похож на покупателя-москвича: носит круглое лицо, которое только на первый взгляд кажется простоватым - за блеском близко посаженных глазок, как будто всегда готовых дружески подмигнуть, скрывается личность недоверчивая и жесткая. И все та же маскировка для легковерной богемы, только вместо артистических кудрей Савельев отращивает мотоциклетную бороду, а вот голову брет. Пиджаку предпочитает «косуху» черной кожи.
Второй гость - подтянутый и тренированный, похожий, скорее, на военного или полицейского из бывших, еще дореформенных ментов, чем на типичного собирателя пластинок. Впрочем, кто их только не собирает теперь. Взгляд внимательный и не очень добрый. Делает широкий шаг вперед и первым протягивает Герману руку.
- Павлов Сергей Петрович. Для вас просто Сергей.
Рука на ощупь жесткая, пожатие - твердое.
- Герман Гагарин, - Герман уже спокоен, улыбается холодно и вежливо.
- Осторожнее, Сергей Петрович, - хохотнул Савельев. - Это акула. Руку откусит по локоть.
Герман внимательно разглядывает собеседника, чью руку должен был, по словам Савельева, откусить по локоть, и все пытается вспомнить, откуда же он, Герман, может его знать.
- Не думаю, что все настолько страшно, - сдержанно улыбается в ответ Павлов.
- Кофе, господа? - вовремя встревает чуткая, как всегда, Зоя, и Павлов уверенно, степенно кивает за двоих. - В таком случае, я вас оставлю ненадолго.
- Ну, как же так, не акула? - Савельев даже не пытается спрятать обиду и злость. - Или вы сюда пришли исключительно выразить свои соболезнования Зое Михайловне? Да она спит и видит, как бы ей избавиться от всего этого барахла. А вы пришли ... Я знаю, зачем вы пришли - чтобы задрать цену. Вы ей нарочно сказали, что эти пластинки стоят дороже, чем я могу ей за них заплатить.
Внешне бесстрастный Герман продолжает сидеть в своем кресле, забросив ногу на ногу - спокойно смотрит на Павлова в ожидании, когда же Савельев кончит зубы заговаривать: он не главный здесь. Павлов все это время точно также молча рассматривает Германа, без стеснения, в упор, с любопытством.
- Вы сами себя накручиваете, Олег. Меня не интересует эта коллекция. У меня нет покупателя на нее. Я и не собирался ставить вам палки в колеса.
- А что вы здесь делаете тогда?
- Пришел вернуть вам старый долг, - Герман поднимается из кресла, достает конверт, отсчитывает несколько купюр и протягивает Савельеву. - И вы, кстати, поставили меня в неловкое положение. Ну да ладно, Олег. Я сам виноват.
- Я вам не верю, тут что-то не то, тут что-то другое совсем.
Деньги, впрочем, берет и быстро прячет в карман «косухи». Глядя на эти суетливые движения, Герман думает о том, что Савельеву страшно стоять рядом с этим непонятным Сергеем Петровичем Павловым. Но почему? Что между ними и что происходит здесь, сейчас? Не вынимая из карманов рук, Герман подходит к Савельеву вплотную, лицом к лицу, и наклоняется к самому уху. Савельев делает шаг назад, но Герман тянется за ним следом, как будто собирается поцеловать, и шепчет на ухо. Павлов, не стесняясь занавешенных зеркал, запрокидывает голову и сочно, заливисто хохочет.
- Да, все верно. Боюсь даже, как бы не обоссался тут прямо на ковре, от страха.
- Как собака, - кивает Герман. - Да.
- Что? - переспрашивает ошеломленный Савельев.
- Всего доброго, господа, - оборачивается Герман уже в дверях, не дождавшись Зои и, сам того не желая, передразнивая это её «господа». - Савельев, держите себя вежливо с Зоей Михайловной. Все мы очень уважали Осипа Ростиславовича. А ей нужны сейчас деньги. Сами понимаете. Ну, прощайте.