Вот она, эта пластинка. Смертельное оружие следует маскировать наиболее невинной упаковкой: например, прекрасным альбомом Solo Monk пианиста Телониуса Монка, одного из создателей современного джаза - джаза как тончайшего музыкального искусства, сотканного из парадоксов и противоречий, рождающих во взаимодействии великую красоту. Точно также, как эти причудливые фортепианные аккорды, входя во взаимодействие с ритмом биения сердца министра, незримо убивают. И в этом тоже есть своя великая красота.
На этом рукопись обрывается, и ты откладываешь тетрадку с густо исписанными, исчерканными листами. Ты хочешь теперь послушать музыку. Конечно же, это будет Телониус Монк. И вот женские ладони уже опускают пластинку неуверенно, медленно, как бы нащупывая путь, на опорный диск проигрывателя. Запускается проигрыватель, начинает вращение пластинка. Тонкие пальцы старательно и оттого не очень аккуратно опускают иглу на край пластинки. Звучат первые аккорды I Surrender Dear.
Пластинка вращается, как планеты вокруг солнца и как Вселенная в целом - и жесткий диск в компьютере: ведь все, что находится наверху, по-прежнему подобно тому, что находится внизу, никто не отменял старинное правило подобия части целому. Да и вся эта история тоже вращается вокруг Германа, как пластинка. Не сомневаюсь, ему бы понравилось это сравнение.
Но сейчас Герману не до того - он прогуливается по Бессарабскому рынку в самом сердце города: здесь ровные чистые ряды c товарами, за прилавками румяные щекастенькие продавщицы. Ломти телятины переливаются на рыночных лотках, словно подгнившие новогодние гирлянды. Продавщицам нравится Герман, как он неспешно прохаживается между мясными рядами, опустив ладони на пряжку ремня. Лет двадцати семи, небольшого роста, подвижный, держит себя в форме, а внешности самой обычной, одет неприметно. Выбирает мясо, показывая пальцем на нужные ему куски, и торговка режет Герману ломти мяса, заворачивает в бумагу.
На лице его надменное, брезгливое выражение: Герман ненавидит сырое мясо, от острого запаха свиной крови непроизвольно дергаются кончики пальцев - слишком похоже пахнет человеческая кровь.
На этом заканчивается
Первая сторона пластинки
2
Вторая сторона
Темнота опустилась на городскую окраину, будто темное покрывало. Герман молча курит в темноте салона автомобиля, припаркованного неподалеку от въезда в гаражный комплекс. Прячет на всякий случай огонек в кулаке и без особых мыслей смотрит в темноту. Когда Герман затягивается сигаретой, его лицо освещается красным огнем тревоги. Над некрашеными листами профнастила (отчего забор мерцает, словно зеркало в темноте) сгорбились ветви спелых яблок, как будто чтобы получше разглядеть Германа.
- Мне 29 лет, - говорит себе Герман. - И я счастливый человек. Зарабатываю достаточно, чтобы не брать кредиты в банке и не штопать старые носки. У меня самая экзотическая профессия, в этом городе точно. У меня красивая машина и любимая жена, но можно и наоборот. Что я здесь делаю?
Большая и небезопасная с виду собака, лежащая на своем привычном месте у забора, со счастливым урчанием вгрызается в подачку, придавленную в пыль двумя мохнатыми лапами. Чавканье пса все не смолкает, и Герман подносит к лицу зодиак часового циферблата, светящийся в темноте: третий час ночи. Беззвучно зевает, потирая набрякшие веки.
В сторожевой будке на въезде в гаражный комплекс беззвучно работает телевизор, по которому показывают фильм Стенли Кубрика «Убийство», как раз сцену ограбления. Поперек кровати раскинулся мертвецки пьяный сторож. Он уснул, даже не успев стащить ботинки с огромных ног. На столешнице, посреди крошек, табачного пепла и яичной шелухи, сиротливая, почти допитая бутылка водки. В забранном решеткой окне можно разглядеть машину Германа, припаркованную с той стороны забора, и даже красный огонек, то и дело вспыхивающий в темноте салона.
Автомобильная дверца с водительской стороны неслышно приоткрывается, на гравий аккуратно ступает толстая резиновая подошва. Одетый в черное Герман (плотно облегающие тренировочные брюки, спортивная куртка поверх глухого гольфа под горло, на голове шапочка) напоминает тень, которая оторвалась от спящего хозяина и теперь крадется вдоль дороги. Герман аккуратно переступает через спящую собаку. Пес опустил на передние лапы кудлатую, крупную голову и не шевелится.
Будто чувствуя чужака, сторож в своей сторожке жалобно стонет, переворачивается на другой бок, но продолжает спать. На экране телевизора грабители в масках занимаются своим делом.
Держась в стороне от фонарей, Герман пробирается к гаражному боксу номер шестьдесят шесть, до боли в глазах вглядываясь в каждое подозрительное загустение теней. Натягивает перчатки из тонкой кожи, плотно облегающие пальцы. Замки и петли он также смазал заранее, как и ворота, так что гаражный бокс впускает в свою брюхо без шума.