Герман заворожен пляской смерти двух близнецов в одинаковом черном (Нет! На самом деле нет!), но когда одна захрипела и забилась, и ххххххххххххрустнуло что-то внутри горла так отвратительно и легкомысленно (НЕТ!!!), как будто не человек, а кукла в человеческий рост, Герман отворачивается. Даже на войне непросто привыкнуть к смерти. Как свет гаснет в глазах. Нет. Он и не привык.
А вокруг все так же, как прежде: его комната, его пластинки (моя комната и мои пластинки, удивляется Герман), только в кресле напротив застыл высокий сухощавый старик с седыми усами и спит, уютно похрапывая - либо делает вид, что заснул.
- Ну, вот и всё, - говорит Зоя, как выплевывает.
Опустив голову на грудь, Герман слушает тяжелое дыхание Зои. Непросто удавить человека голыми руками, да еще и тренированного агента. Откуда он знает про ее руки? Откуда он, Герман, вообще ее знает? Что она сейчас делает? Поправляет выбившуюся прядь волос? Да, в самом деле - Зоя стоит перед зеркалом: распустила волосы, тряхнув головой, и теперь тщательно зачесывает волосы в хвост, волосок к волоску, подобранной с пола щеткой. Ее щеткой, Зои. Поворачивает голову: сначала влево, затем направо, не упуская из виду свое отражение - и зачем-то втягивает щеки. Он помнит это. И еще кое-что. Что мужчины никогда не забывают.
- Что со мной будет? - подает голос Герман.
Зоя пожимает узкими плечами так, как умеет только она: сперва одним плечом, потом другим - быстро-быстро, как будто ее передергивает от брезгливости.
- Я тебя отпускаю. Такие люди, каким был мой дед, передают свой дар по наследству, хочется мне этого или не хочется, никакой разницы. Просто наступает день, когда у тебя меняется цвет радужной оболочки глаз, и ты умеешь делать переход. Просто умеешь, так получается. Но я не хочу продолжать его дело, я хочу жить для себя.
- Все, что они тут рассказывали, - Герман неловко показывает подбородком в сторону черной фигуры на полу, теперь такой маленькой и жалкой. - Это правда?
- Я не сплю, - вздрагивает старик за столом, не открывая глаз, и снова засыпает.
Зоя опускается на колени и ловко, будто всю жизнь только тем и занималась, заталкивает тело НеЗои под кровать, как старый чемодан.
Под мою кровать, отмечает про себя Герман, но не может отвести взгляд.
- Осип разыскал тебя в одном из этих периферийных миров, где постоянные войны и нищета. Он услышал тебя, когда ты умирал там, в степи. Наверное, ты такой же, как и мы, просто еще не знаешь об этом. Ты ему чем-то понравился, и он предложил тебе взамен за услугу еще несколько лет жизни. В другом мире и с другой личностью. Ты хотел жить, и потому согласился. Все просто.
- В обмен на то, что я должен был убить того человека, по телевизору? Министра? Но за что? Мы же знали друг друга в детстве, я знал его отца.
- Да не убить, а просто передать пластинку, которая бы его убила, но не суть важно. Главное понять, что это не он, а тот человек - не ты. Каждый раз, когда в так называемой объективной реальности назревает какой-нибудь кризис, находятся люди, которые хотят оставить вокруг себя все так, как есть. И тогда появляется очередной параллельный мир. Он как бы отпочковывается от нашего мира, понимаешь? И там остается все так, как есть, а этот мир, в котором мы сейчас, движется дальше. Так что таких, Герман, как ты - миллионы. И миллионы точно таких же, как ты, Германов, живут в миллионах самых разных миров. Так вот, когда я отсюда уйду, то вполне может быть, что в одном из таких параллельных миров я опять буду с тобой. Надеюсь, тебя это хоть немного утешит?
Герман грустно улыбается. И вдруг бледнеет. Он вытягивается в кресле, как струна, рискуя разорвать пластиком руки, но не замечает боли.
- Минутку... - бормочет Герман. - Я же знаю, что будет дальше. Я знаю это! Сейчас ты скажешь: «А по поводу министра»...
- А по поводу министра...
- ...и передернешь плечами...
Зоя послушно, как заводная кукла, быстро пожимает плечами, одним и другим. Она как будто не слышит Германа, играя свою роль, как актер на сцене читает свой монолог под суфлерские реплики.
- Осип считал, что если убрать человека в правительстве, который требует ужесточить меры против мигрантов, то ситуация изменится к лучшему, - шепчет Герман, обливаясь потом, и на слове «ситуация» его голос предательски ломается.
- Осип считал, что если убрать человека в правительстве, который требует ужесточить меры против мигрантов, то ситуация изменится к лучшему. Осип был идеалист, одержимый спасением людей. Он тысячами переправлял сюда неудачников из таких миров, как твой - всяких поэтов и художников. Но в этом мире они тоже оказались никому не нужными.