- Ладно, - Герман принимает решение быстро, как и всегда. - Садись.
Девушка, похожая на студентку, легко усаживается в машину, показывая при этом красивые смуглые ноги. Герман отводит глаза и запускает мотор. Девушка бросает на Германа искоса взгляд-другой, как будто убедиться в чем-то, затем еще. Заговаривает безо всякого перехода.
- А я вас знаю. Как-то мы с моим парнем были на одной вечеринке, для своих, в промзоне на Подоле, и вы там пластинки крутили. Как говорит Степа, винилы.
Герман в свою очередь бросает на нее быстрый взгляд, внимательный и оценивающий. Конечно же, он помнит эту вечеринку: каждую песню, которую он вставлял в свой тогдашний сет, и каждое лицо - и хорошее, и не очень, для которого он играл той ночью свои пластинки. Но этой девушки, думает Герман, что-то не припомню.
- Да, было такое, -кивает неохотно. - Только ты об этом больше никому не должна рассказывать. Поняла? Степе это не понравится. Да и мне тоже.
- Но вам, наверное, все-таки можно рассказать, - удивилась девушка. - Вы ведь там тоже были.
- Мне можно, - Герман снова кивает, и опять ему приходится прикусывать готовый вырваться смех. - Я там был, да.
Автомобиль въезжает на покрытый брусчаткой Подольский спуск, и дальше говорить становится невозможным делом. Кажется, каждая деталь автомобиля принимается дребезжать. Всякий раз, когда Герман проезжает этим спуском, любуясь холмами - зелеными, черными либо белыми, смотря какой сезон, ему кажется, что это не брусчатка стучит о покрышки: это барабанят в днище молоточками и кирками десятки озлобленных гномов, которым автомобили мешают заниматься под землей своими гномичьими делами. И тогда он вспоминает Эдварда Грига: Zug der Zwerge - «Шествие гномов». Гениальная вещь, которую он так любит переслушивать на английской пластинке.
- Где вас высадить? - спрашивает Герман на подъездах к метро, когда они наконец-то проехали участок дороги с брусчаткой, и наступившая тишина принесла такое облегчение, что снова захотелось услышать звук собственного голоса.
- Прямо возле «Лукьяновской», - просит девушка и озабоченно морщит лоб. - А вы знаете, у меня не будет пятьдесят гривен, у меня немного меньше. Это ничего?
- Не надо, - машет рукой Герман. - Оставь себе.
Останавливает машину на подъездах к станции метро, в сотне метров от троллейбусной остановки. Но девушка, нет, чтобы выйти, внезапно хватает ладонь Германа и подносит к глазам, будто собираясь поцеловать ему руку.
- Давайте я вам тогда по руке погадаю, чтобы не получилось, что задаром возили.
Вырваться из ее пальцев непросто, хватка железная.
- Ладно, - усмехается Герман и раскрывает ладонь навстречу.
Кончики мягких пальцев скользят по линиям его ладони, слегка царапая ногтями кожу. Это приятно, пускай и щекотно немного. Герман терпеливо ждет, но в отработанный номер закралась какая-то ошибка. Девушка сминает лицо некрасивыми складками, поднимает глаза, и Герман читает в ее взгляде растерянность.
- Я не знаю, что это означает, - отвечает так тихо, что Герман с трудом разбирает слова. - Извините.
Только сейчас она замечает, что стиснула в липких пальцах его руку и отпускает, как будто проснувшись.
- Хорошее или плохое? - улыбается Герман, потирая ладонь.
- Вас как будто двое. Я не знаю, что это означает.
- Это означает, что я родился под знаком Близнецов, - Герман показывает на брелок с двумя зодиакальными сиамскими братьями. - Девушка моя подарила. Она у меня тоже Близнецы. А ты молодец, отработала поездку.
Девушка качает головой.
- Нет, вы не понимаете. Вы словно два человека в одном теле. И будущее для вас еще не написано. Вы сами можете его себе выбирать. Так я пошла? - спрашивает внезапно.
Герман задумчиво кивает, думая о другом.
- А кто пишет будущее?
- Что?
- Я спрашиваю, кто пишет для нас наше будущее? - переспрашивает Герман, удивленный, что говорит сам с собой, и сам себе отвечает:
- Никто этого не знает.
4
В подвале «сталинского» дома на Татарке, за толстой железной дверью - ни вывески, ни указателя, притаилась одна из лучших в городе студий звукозаписи. Герман притормаживает у въезда во двор, наметанным глазом отмечает три малолитражных автомобиля, припаркованные у подъездов, а теперь докуривает сигару и задумчиво оглядывается по сторонам. Крупных, мощных автомобилей поблизости не видно, это хорошо.
Дремлют старухи на скамейках. Женщина лет пятидесяти в домашнем халате и с высокой прической возится в садике, разбитом прямо под окнами первого этажа. С противоположной стороны двора уткнулась в свой смартфон девушка спортивных форм, издалека напоминающая Зою, поэтому Герман задержался взглядом на ее фигуре дольше обычного. Хороша!