Венька снова в который раз попробовала закурить, но снова ничего не вышло. Тошнота тугим комом подкатила к глотке и заставила выбросить сигарету. Венька хлебнула холодной воды из–под крана. Уже привычно уселась к студенту на колени, закрыла глаза и плотно сжала виски пальцами.
— Ох, что это и взаправду со мной деется! Как будто вся провисла. И все — ты! Никогда еще таких заумных прохиндеев не встречала. И чего я к тебе липну, ведь не нравишься ты мне, ох, не нравишься! Чем ты только меня на остановке поддел?
— А ты мне нравишься…
— Врешь ты все…
Она, как галка, искоса вгляделась в его глаза.
— На острые ощущения потянуло? Романтика? Экзотика?.. Ты ведь не просто так сюда пришел… Ты ведь на спор с кем–то или из интересу собачьего сюда пришел… Если хочешь меня в свою секту затянуть, так я и так пойду, лишь бы быть на людях.
— Разумеется…
— И мучаешь меня из интересу, так ведь?.. Социологическая служба?.. Психический опрос?.. Ты в медицинском институте учишься?
Она еще раз пьяно отшатнулась и вгляделась в него, в глазах у ней двоилось.
— Нет, ты не из нашенских, медиков. Я докторов за сто метров на нюх беру.
Парень улыбнулся и крепче прижал ее к себе:
— Хорошая ты девка, Венька, да какая–то непутевая, что ли, на самом деле?
— Ага, — жалостливо поддакнула она, уютно примостившись на его груди.
— Ты чего вся дрожишь?
— Я н-не д–д–рож–жу, — простучала зубами она и еще теснее прижалась к нему всем телом. — Просто плакать хочется, а слез нету. Разучилась, наверное, плакать. Вызверилась от злости. Меня давно никто не жалел, ругали только…
— А я разве пожалел?
— Пожалел, пожалел, не оправдывайся. Ишь вы все какие… Жалости не признаете.
Она прислушивалась прижатым к его груди ухом к ударам сердца. Оно билось ровно.
— Я тебе все отдам и взамен ничего не попрошу… Только…
Она замолчала и конфузливо уткнулась в свитер.
— Ты… Ты… меня полюбишь? Меня еще никто не любил, а так хочется.
— А ты любила кого?
Венька на минутку задумалась, словно листая блокнот с номерами телефонов.
— Нет… Никогда… Поэтому и меня никто не любит, наверное.
Она слабо всхлипнула, обнимая его беспокойными руками, как полузабытого, но бесконечно близкого человека, которого удалось случайно встретить на вокзале после вековой разлуки.
И вот еще не верится, что он тут, рядом с тобой…
Студент прикрывал глаза, словно что–то видел перед собой в воображении или просто хотел спать…
ГЛАВА 7
За стеной послышалось громкое чмоканье и сонное бормотание. Венька смутилась и встала.
— Ребенок проснулся, — шепнула беспокойно.
— Можно маленькую посмотреть?
— На кой тебе? Ты там не пахал и не сеял…
Но гость все ж вышел вслед за ней.
Она с великой осторожностью раздвинула бамбуковые жалюзи на дверях. Оба заглянули вовнутрь. В полутемной комнате спала Маришка, здоровая, крепко сбитая девочка ростом с мать.
— Подружка, что ли? — удивился гость.
Венька беззвучно прыснула со смеху в ладошку:
— Ну ты скажешь — дочка моя…
Лева глуповато улыбнулся, как человек, которого безуспешно пытаются разыграть.
— Родная? — с ехидством спросил он.
— А то какая!
Венька мягко, но настойчиво вытолкала его из полутемной комнаты снова на кухню.
Лева с выжидательным ехидством уставился на недопитую водку.
— Так, родная?
— А бывают родней? Уж не знаю, каким местом тогда нужно ребенка выродить…
— А сколько тебе лет?
— Скоро тридцать. А что? — с опаской глянула на него Венька.
— А я думал что ты вообще молоденькая. Мне в ровесницы сгодишься.
— А тебе сколько?
— Двадцать три…
— Ну и пусть мне двадцать три будет. Меня и так все за пацанку принимают, разве плохо?
Венька вскинула голову и внимательно присмотрелась к нему.
— А сколько ей лет? — спросил Лева.
— Кому? — с притворным недоумением спросила Венька.
— Дочке твоей…
Венька помедлила, затем смирилась с неизбежностью правды, призналась честно:
— Тринадцать.
Лева наморщил лоб.
— Ты что ее еще в школе родила?
Венька грустно улыбнулась.
— Не ломай себе голову. Я сама свои годки сосчитаю — тридцать шесть мне в этом году будет. Наврала я тебе.