— Куплю, Маришечка, куплю, золотой ты мой!
— Меня и так во дворе все тобой дразнят.
— Сами проститутки добрые, знаю я таких.
— А они говорят, что ты еще с мужиками водку наравне хлещешь.
Бессильно уронила судорожно сцепленные руки и ответила срывающимся полушепотом:
— А ты их не слушай, деточка…
— Все равно выгони его!.. Выгони… выгони… выгони!
— Не говори так… Ты ведь его не знаешь! Может, он хороший.
Маришка, давясь слезами, натужно тянула:
— Он противный… противный… а ты — пьяница! Мой папа генерал, а вы все шпана!
— Ну все, Марина батьковна — все! Мне это уж надоело слушать… Нечего реветь, тут на твои слезы никто не позарится. А твой папа генерал тебя кинул и знать о тебе не хочет.
Рев набирал обороты. Мать тоже взвилась не на шутку:
— И охота тебе мать доводить? Мы ведь не шумим, посидим себе тихонечко за чаем и разойдемся.
— Тебя скоро в тюрьму на лечение сдадут, так учительница говорила!
— Давай с тобой по–хорошему? Пойми, маленький мой, мамка ведь еще не старая.
— Нет — старая…
— Пойми ты, кукла бессердечная, нужен мне кто–то рядом… Иначе я совсем… будут тебе и джинсы и тримсы, если мать опять запьет… Что ты мне жизнь ломаешь!
— Потому что нет уже твоей жизни, а наступает моя! Я уже почти взрослая, а ты меня позоришь. Так учительница говорила.
Венька чуть ли не по–звериному зарычала.
— Мои парни над тобой смеются, — выпалила Маришка.
— Так ты уже и с парнями снюхалась?
— Имею полное право, как ты. Тогда я тоже парней водить домой начну, как ты.
— Только попробуй. Убью своими же руками.
— Тогда пусть он уходит.
— Он останется здесь, а ты хоть в стенку влипни!
— Тогда я лягу между вами!
— Тебе не стыдно?
— А тебе? А я тогда уйду!
— И уходи! Уходи, куда захочешь, сейчас же уходи!.. Нечего к родной матери в свекрухи набиваться и за подол ее держать на привязи… Не ты меня, а я тебя качала… Родила, да не облизала… Просто иезуитка какая–то. Вся в папашу. Тоже генеральша будешь добрая!
Маришка, беззвучно плача, накинула пальто прямо на мужскую майку, которую носила вместо сорочки, в одних шлепанцах на босу ногу выскочила на холодную лестницу.
Мать захлопнула за ней дверь и так и осталась стоять, упершись спиной в дверь, лицо запрокинуто острым подбородком кверху. Глаза были не просто прикрыты, а плотно прищурены, чтобы не выдавались слезы сквозь накрашенные ресницы.
Но все же, когда она, не отрывая затылка от двери, водила головой из стороны в сторону, две мокрые дорожки пробежали от уголков глаз к уголкам закушенных губ и тускло поблескивали в свете слабосильной лампочки в коридоре.
Потом она устало опустила голову и медленно провела ладонями по лицу, словно срывая маску злости исказившей ее лицо. Когда Венька раскрыла глаза, она очумело удивилась — кто это сидит у ней на кухне? Удивилась и испугалась, принимая бородача за зарождение черного кошмара, преследовавшего ее.
Встретилась взглядом с Левой — он ей показался постаревшим на десять лет.
— Видал, какие концерты моя мадам закатывает? Так всякий раз…
Венька прошла на кухню и долго не могла раскурить подобранный с полу окурок. Руки тряслись. Ей теперь все равно, останется мужик или уйдет вслед за Маришкой. Пусть все уходят.
Чуда не свершилось. Чудес не бывает. Бывает только белая горячка с гибельным финалом. Наплевать! Пусть все летит и катится в тар–тарары! Она никому не нужна, не стоит обманывать себя и других.
Завтра же Венька напьется пьянее грязи и по своей воле пойдет собирать бутылки на вокзале, как та бабка сегодня.
Затрещал звонок. Венька метнулась к двери. На пороге хлюпала носом озябшая Маришка.
— Нагулялась? Заходи и живо в постель! И чтоб слышно тебя больше не было.
Венька затворила за дочкой дверь в комнату, прошла на кухню, глядя мимо Левы. Молча вязала бутылку, чтоб выплеснуть остатки «старки» себе в чашку, но Лева молча накрыл пустую чашку рукой.
— А ты еще чего залупаешься?
Лева отвечать не стал, отобрал бутылку и вылил остатки в раковину. Венька вся ощетинилась, но смолчала. Только по морщине, время от времени пересекающей его лоб, было видно, что он еще не заснул.
— Чего расселся, как апостол? Левий Матвей… Я тебя не Лева, а Мотя буду звать. Все, я пошла спать! Спокойной ночи.
Но она все же вернулась из ванной в длинном линялом халате. Погасила свет и обеими ладонями приперла дверь, чтобы не скрипела.