Третья стрела
Третья стрела
Зной стоял одуряющий. Бездонная опрокинутая чаша неба застыла надо мною в звенящем молчании. Ни облачка, ни дуновения ветра. Казалось, все живое, придавленное испепеляющим гневом ока Хорса, замерло в испуге, боясь шелохнуться. Даже невыносимые обычно кузнечики смолкли в смятении. Тишина томила едва ли не больше жары.
Я сдвинул с глаз брошенную прямо на лицо, ради хоть какой-нибудь тени, стрелецкую свою рукавицу и покосился налево и вниз, к подножию холма. Туда, где в скрытой от любых посторонних глаз балке пасся стреноженный вороной. Хмыкнул, убедившись, что и у него там нету более тени, приподнялся на локтях и протянул руку, нащупывая подле себя спрятанный под налучем и колчаном мех с водою. Взболтнул его, чтоб оценить по звуку, сколько там еще осталось, выдернул затычку и запрокинул гибкое горлышко к губам.
Ах, хорошо! Вот только пить на таком зное - дело пустое и даже опасное. А потому, сполоснув рот все ж таки слегка уже теплой водою, сплюнул на землю. Ничего. Главное, тело и разум свои я обманул. Чувство жажды ненадолго отступит, а вот солнце не сможет выдавить из меня воды больше, чем обычно.
Легкие колебания земли, обозначающие удары конских копыт, застали меня врасплох. Я торопливо сунул мех назад под налучь и, перевернувшись на живот, устремил взгляд на юг, туда, откуда из подвижного, неуловимо перетекающего из одной причудливой формы в другую полуденного марева надвигалось нечто живое.
«Половцы? - напряженно размышлял я, пытаясь по едва заметно отдающей в раскрытые ладони вибрации угадать количество всадников. - Или же наши разведчики возвращаются? Двое... нет... да, двое. Скачут двое. Но неровно. То рысью, то срываясь в галоп. А то и вовсе переходя на шаг. И словно бы не по прямой, а кругами, друг за другом, как бы играясь. - Помотал головою растерянно. - Нет, ничего не понимаю. Ни на что не похоже. Ни на поганых, ни на наших. Так дети резвятся, но не воины в степи скачут».
Едва различимые с такого расстояния темные фигурки вспорхнули на вершину холма в полу версте от меня. Закружились, будто в хороводе, и брызнули в разные стороны. Исчезли в низине и вновь возникли на противоположных склонах чуть ближе ко мне расположенного увала. Устремились навстречу друг другу, замедляя бег коней. Сошлись в одной точке. Разошлись и снова слились в одно целое. Я лишь удивленно заморгал.
Но вот одна из фигурок верхом на кажущемся огненной искоркой скакуне резко рванула с места. Прямо в мою сторону. Второй всадник чуть приотстал, похоже, намеренно и стал забирать немного левее. Скачущий впереди обернулся, взмахнул рукою и что-то громко выкрикнул. Только теперь я понял, кто передо мною.
Влюбленные. Простоволосая, с развевающейся на ветру густой непокорной гривою волос, девушка впереди. Раскинув руки и запрокинув голову к небу, скачет сквозь зеленые волны степного моря. Незнакомая тягучая песня плывет вслед за нею. И мужчина, быть может, и вовсе еще юноша, позади и чуть в стороне, с улыбкой на лице лениво правящий своего жеребца.
«Проклятье! Вот что вы тут забыли? Именно здесь и сейчас!»
Я затравленно оглянулся назад, на виднеющуюся в отдалении широкую голубую ленту Ворсклы. На уже вздымающиеся с ее стороны, пока еще, впрочем, жидкие, столбы пыли, отмечающие выход на южный, половецкий берег первых сотен наших полков. Скривился. То надвигается рать великих князей киевских, чтобы стальным молотом обрушиться на давно потерявшие всякий страх половецкие вежи. И удар этот должен быть внезапен. Никто не должен раньше времени обнаружить наш выход в поле. Никто не должен успеть оповестить поганых, поднять тревогу и вывести их из-под первого, самого страшного нашего натиска. Для того и высланы в степь во все стороны мы, дозорные, степная сторожа, что б не подпустить к берущим разгон русским полкам ни одной живой души. Любой ценою. Любой.
- Твою мать!
На мгновение зажмурился, покачал головою, собираясь с мыслями. Хотя скорее уж пытаясь полностью избавиться от них. Коротко выдохнул и, подобрав с земли давешнюю рукавицу, натянул ее на левую руку. По заведенному еще в юности ритуалу царапнул ногтем до блеска отполированную стальную пластину, нашитую в том месте, куда приходится удар тетивы. Выудил из маленького кармашка на поясе и надел на большой палец правой руки широкое медное кольцо - им как раз тетиву и натягивают. Рванул лук из налуча и три стрелы из колчана. Да, три. Хоть целей и две. Одна - сразу на тетиву. Вторая зажата меж средним и безымянным пальцами правой ладони оголовком вверх, чтоб раз - и, крутанувшись меж пальцев, легла на место первой, еще прежде, чем лук снова будет согнут до конца. И третья, как заведено, в зубах, про запас. Одна стрела всегда должна быть про запас. Не льсти себе, стрелец, сколь меток бы ты ни был. Если не хочешь, что бы гордыня твоя однажды стоила тебе жизни.