— Людмил! — она позвала чуть слышно: — Людмил!
Шагах в десяти от них на тропке стоял волк. Странно, она все время ждала этого. Он был похож на собаку. Если бы лесник не рассказал им о случае с Андроном, они приняли бы его за собаку. Большую темно-серую собаку с поднятыми ушами и поджатым хвостом. Но это был волк. Что-то было в нем особое, волчье. Он стоял впереди на тропке и глядел на них. Это продолжалось секунду. Он сошел с тропки и исчез в чащобе кустов.
Будь Варя одна, она подумала бы, что ей почудилось. Но не могло почудиться то же самое сразу двоим!
— Ты видел? — шепотом спросила Варя. У нее подгибались ноги. Ей хотелось сесть на землю и заплакать.
— Летом они не опасны, — ответил Людмил немного изменившимся голосом. — Даже зимой они только стаей нападают. Идем. Все равно ведь надо идти.
— Ты думаешь, не стоит вернуться?
— Зачем? Все равно ведь, если он захочет напасть… Он не нападет, летом они не опасны… Идем немножко быстрее. Скоро должен быть ельник.
— Людмил, ты приехал к нам из Болгарии…
— Думаешь, у нас в Болгарии нет волков?
Они быстрыми шагами прошли мимо чащобы, где он скрылся. Из чащобы неслось соловьиное ликование. Оглашало весь лес.
— Людмил, можно оглянуться, как ты думаешь?
— Отчего же?
Они оба оглянулись и увидели позади себя, очень близко, сомкнувшуюся темноту ночи. Быстро надвигалась недолгая июньская ночь, когда между двумя зорями едва замигают бледные звезды, а восток уже розовеет. Но сюда, в лес, ночь приходила лесная, с густым сумраком за каждым кустом и фантастическими очертаниями пней. Ветви деревьев тянутся на тропку, будто хотят схватить. Птичий свист сменяется таинственной тишиной, когда птица, пугаясь чего-то, умолкает и из глубины леса доносятся шорохи, потрескивание валежника, словно чьи-то шаги. А небо светлее леса высоко стоит над деревьями. Слабенькая сине-зеленая звездочка зажглась в нем, одна-одинешенька.
— Людмил, теперь уже не различишь, сколько на дедовых часах?
— Нет, не различить. Варя, я хотел… Что мне пришло в голову… Хочешь, расскажу тебе о Записках?
— Конечно, Людмил… Ой, Людмил!
— Что ты?
— Нет, ничего. Ты, как маленькую, ведешь меня за руку. Я не трушу, не думай. Рассказывай. Но я не трушу, не трушу…
— Так вот… Она была тоже Варей Лыковой. Нет, она стала Лыковой, когда вышла замуж за подпоручика Сергея Лыкова… Но что я тебе говорю, ведь ты знаешь… Ей исполнилось девятнадцать, когда она приехала в наш болгарский городок Габрово в декабре тысяча восемьсот семьдесят седьмого года. Ты ведь знаешь, ей исполнилось в день приезда.
— Да… Людмил, погляди.
Наверно, он уже увидел сам. Вдоль тропы, краем леса, то скрываясь за деревом, то показывая темный бок, легкой трусцой бежал волк. Он сопровождал их. Они остановились. Он тоже стал. В это время выплыл и повис над самой тропой, будто вырезанный из позолоченной бумаги, тонкий серп луны. Глаза волка, отразив лунный свет, блеснули синим и острым.
— Лучше идти, — тихо сказал Людмил.
Он шел по левую сторону Вари. Теперь он перешел направо.
— Зачем? — спросила Варя.
— Так, — ответил Людмил.
Теперь он шел с той стороны, где краем леса, то исчезая за деревьями, то появляясь, бежал трусцой волк.
«Людмил! Как ты бледен при лунном свете, ты очень бледен в своем черном свитере! Если бы мы случайно не напали на лодку с веслами, ничего бы не было. Неужели он нас сожрет, господи!» Жалобный звук, похожий на плач, нечаянно вырвался у Вари из горла.
— И вот… она приехала в Габрово… — запинающимся голосом заговорил Людмил. — А Габрово в то время все забито лазаретами. Были тысячи раненых. Она приехала в Габрово, потому что…
— Людмил! — перебила Варя. — Зачем я завела тебя сюда, в лес!
Она отчаянным жестом сложила руки на груди.
Синее, острое блеснуло на нее из мрака леса, на мгновение потухло и снова блеснуло, передвинувшись по другую сторону большого, с раскидистыми сучьями дерева. Совсем невдалеке со стороны Людмила Варя увидела длинную волчью морду.
— Ты не завела меня, мы вместе зашли, — сказал Людмил. — Они не опасны летом, не бойся.
— Людмил! — позвала Варя, больно прижимая к груди руки. — Ты умеешь лазать по деревьям?
— Конечно, умею. Почему ты спрашиваешь?
— Людмил, ведь ты комсомолец?
— Да.
— Людмил, дай мне честное комсомольское слово, что исполнишь мою единственную просьбу.
— Что-то странно ты говоришь.
— Людмил, дай комсомольское слово!