Взрыв решений
Слишком большое количество решений, слишком быстрых, по поводу слишком многих странных и незнакомых проблем, а вовсе не воображаемое "отсутствие лидеров" объясняет сегодня явную некомпетентность политических и правительственных решений. Наши институты шатаются от взрыва решений. При работе со старомодной политической технологией наша способность принимать эффективные правительственные решения резко падает. "Когда все решения должны были приниматься в Белом доме, - пишет Уильям Шаукросс в журнале "Harper", касаясь политики Никсона-Киссинджера по Камбодже, - было мало времени полностью рассмотреть какое-либо из них"(38). В самом деле, из Белого дома выжимают решения по любым вопросам от загрязнения воздуха, стоимости лечения и ядерной энергии до уничтожения рискованных игрушек (!) - и один из советников президента признался мне: "Все мы здесь страдаем от будущих потрясений!" Исполнительные службы немногим лучше. Каждый департамент раздавлен все увеличивающимся грузом решений(39). Любой из них вынужден каждый день проводить в жизнь бесчисленное множество инструкций и создавать огромное количество решений под огромным и все усиливающимся давлением. Так, недавнее исследование, проведенное Национальным фондом культуры США, показало: совет Фонда тратил по четыре с половиной минуты на рассмотрение каждого разряда заявок на гранты. "Количество заявок... намного превысило возможности Фонда принимать качественные решения", - говорится в отчете. Существует мало хороших исследований, касающихся этого тупика в принятии решений. Одно из лучших - анализ Тревора Армбристера инцидента "Пуэбло" 1968 г., когда американский корабль-шпион был захвачен корейцами и между двумя странами возникла опасная конфронтация. По мнению Армбристера, у представителя Пентагона, который осуществлял "оценку степени риска" в операции "Пуэбло" и одобрил эту операцию, было всего несколько часов, чтобы оценить степень риска в 76 предложенных разных военных операциях. Впоследствии чиновник отказался оценить, сколько времени он в действительности потратил на рассмотрение "Пуэбло"(40). Но Армбристер цитирует слова чиновника Службы военной разведки (DIA), раскрывающие секрет: "Вот как это, по-видимому, сработало... однажды в девять часов утра у него на столе оказалась книга и распоряжение вернуть ее к полудню. Это книга размером с каталог Sears, Roebuck. У него не было физической возможности детально изучить каждую операцию". В цейтноте риск по операции "Пуэбло" был определен как "минимальный". Если представитель DIA прав, в то утро каждая операция получила в среднем две с половиной минуты внимания. Не удивительно, что службы не работают. Чиновники Пентагона, например, потеряли след 30 млрд долл. в зарубежных заказах на оружие и не знают, отражает ли это колоссальную ошибку в бухгалтерии, неуплату по счетам за приобретения в полном объеме или то, что деньги были целиком переведены на другие цели. В этой многомиллиардной ошибке, по словам ревизора Министерства обороны, содержится "смертоносный потенциал пушки, свободно болтающейся на нашей палубе". Он признает: "Печаль в том, что мы на самом деле не знаем, насколько в действительности велика эта Старые институты принятия решений все больше отражают беспорядок во внешнем мире. Советник Картера Стюарт Эйзенштат говорит о "дроблении общества на группы по интересам" и соответствующем "дроблении полномочий Конгресса на подгруппы"(42). Перед лицом этой новой ситуации президент больше не может с легкостью навязывать Конгрессу свою волю. Традиционно президент, используя свои полномочия, может скроить соглашение с полудюжиной пожилых и сильных председателей комитетов и рассчитывать, что они обеспечат число голосов, необходимое для одобрения его законодательной программы. Сегодня председатели комитетов Конгресса не могут обеспечить больше голосов молодых членов Конгресса, чем AFLCIO или Католическая церковь могут добыть у своих сторонников. Старомодным и находящимся под сильным давлениям президентам может показаться достойным сожаления то, что люди, в том числе и члены Конгресса, больше думают собственной головой и менее покорно воспринимают приказы. Однако все это делает невозможным для Конгресса, организованного так, как сегодня, непрерывно уделять внимание какой-либо проблеме или быстро реагировать на нужды государства. Упоминая "безумную повестку дня", отчет Палаты Конгресса по прогнозам на будущее живо подытоживает ситуацию: "Кризисы, все более сложные и разворачивающиеся со скоростью света, такие как голосование в течение недели по поводу прекращения газового регулирования, Родезии, Панамского канала, нового Департамента образования, продуктовых марок, санкций AMTRAK, размещения твердых отходов, видов животных, находящихся под угрозой, превращают Конгресс, когда-то бывший центром тщательных и вдумчивых дебатов... в национальное посмешище"(43). По-видимому, политические процессы в разных странах различны, но во всех них действуют похожие силы. "Соединенные Штаты - не единственная страна, которая кажется потерянной и застойной, - заявляет "U.S. News & World Report". - Взгляните на Советский Союз... Никакого ответа на предложения США по контролю за ядерными вооружениями. Долгие проволочки в переговорах по торговым соглашениям и с социалистическими, и с капиталистическими странами. Запутанные переговоры с президентом Франции Жискаром д'Эстеном во время государственного визита. Нерешительность в ближневосточной политике. Противоречивые призывы к западноевропейским коммунистам противостоять собственным правительствам и сотрудничать с ними... Даже в однопартийной системе почти невозможно проводить твердую политику или быстро реагировать на сложные проблемы"(44). В Лондоне член Парламента(45) рассказывает нам, что центральное правительство "явно перегружено", в сэр Ричард Марш, бывший министр Кабинета, а ныне глава Британской ассоциации издателей газет, заявляет, что "структура Парламента остается относительно неизменной более 250 последних лет и просто не приспособлена к тому виду управленческого принятия решений, который необходим сегодня... Весь он полностью неэффективен,.. - говорит он. - и Кабинет немногим лучше"(46). А как насчет Швеции с ее шатким коалиционным правительством, едва ли способным решить ядерную проблему, почти десятилетие раздирающую страну на части? Или Италии с ее терроризмом и периодическими политическими кризисами, которая неспособна сформировать правительство даже на полгода?(47) То, с чем мы сталкиваемся, - это новая и угрожающая истина. Возникшие политические потрясения и кризисы не могут быть урегулированы лидерами сильными или слабыми - до тех пор, пока эти лидеры вынуждены действовать через неподходящие, разрушенные, перегруженные институты. Политическая система должна не только быть способной принимать и проводить решения, она должна действовать в верном масштабе, она должна быть способной интегрировать в корне отличные друг от друга политики, она должна быть способной принимать решения с нужной быстротой, отражать разнообразие общества и реагировать на него. Если она не справляется с любым из этих пунктов, то порождает бедствия. Наши проблемы больше не являются вопросом "левых" или "правых", "сильного руководства" или "слабого". Сама система принятия решений превратилась в угрозу. Сегодня поистине удивительно, что наши правительства вообще продолжают функционировать. Ни один президент корпорации не попытался бы управлять большой компанией с организационным расписанием, набросанным гусиным пером предка, жившего в XVIII в., чей опыт управления состоял единственно в руководстве фермой. Никакой разумный пилот не стал бы пытаться совершить полет на сверхзвуковом самолете с антикварными навигационными и контрольными приборами, какие были в распоряжении Блерио или Линдберга. А ведь это приблизительно то, что мы пытаемся делать в политике. Быстрый моральный износ наших политических систем Второй волны в мире, ощетинившемся ядерным оружием и аккуратно балансирующем на грани экономической или экологической катастрофы, создает чрезмерную угрозу для всего общества: не только для "аутсайдеров", но и для "инсайдеров", не только для бедных, но и для богатых и неиндустриальных частей мира. Ведь непосредственная опасность для всех нас заключается не столько в умышленном применении силы теми, кто ею обладает, сколько в неумышленных побочных эффектах решений, разработанных политико-бюрократическими машинами для принятия решений, настолько опасно анахроничными, что даже самые лучшие намерения могут привести к убийственным результатам. Наши так называемые "современные" политические системы скопированы с моделей, изобретенных до наступления фабричной системы - до консервированной пищи, охлаждения, газового освещения или фотографии, до печи Бессемера, пишущих машинок, телефона, до того, как Орвиль и Вильбур Райты встали на крыло, до того, как автомобиль и аэроплан сократили расстояние, до того, как радио и телевидение начали творить свою алхимию над нашими умами, до индустриализованной смерти Аушвица, до нервно-паралитического газа и ядерных ракет, до компьютеров, копировальных машин, противозачаточных таблеток, транзисторов и лазеров. Они были созданы в интеллектуальном мире, который почти невозможно себе представить, - мире, существовавшем до Маркса, Дарвина, Фрейда и Эйнштейна. Тогда единственная самая важная политическая проблема, с которой мы столкнулись, - моральный износ наших самых основных политических и правительственных институтов. Пока нас сотрясает один кризис за другим, честолюбивые Гитлеры и Сталины выползут из-под обломков и скажут нам, что пришло время решить наши проблемы, отбросив прочь не только наши устаревшие институциональные суды, но также и нашу свободу. Мы мчимся в эру Третьей волны, и те, кто хочет расширить человеческую свободу, не смогут сделать это, просто защищая наши существующие институты. Нам - как отцам-основателям Америки два века назад - придется изобрести новые.