— Не расплескай воды, Хади. Слышишь? Не расплескай воды. Вспомни, чему я тебя учил. Это очень важно. Не расплескай воды, — фигура оглаживала верблюда, и под ее ладонями таяло зеленое свечение, впитываясь в животное.
Я с какой-то запоздалой и тупой медлительностью поняла, что это Актаур. Что он делает с моим верблюдом?
Закончив, он ушел, так и не заглянув ко мне. Даже не обернувшись.
Мне стало так тоскливо, словно я чего-то лишилась. Чего-то важного. За эти два или около того дня — с того самого момента, как Актаур забрал меня из Парящего города, — я так привыкла к его постоянному присутствию, что эта внезапная холодность пугала.
Он вроде бы рядом, но в то же время бесконечно далеко. Где он спит? С кем проводит ночи? Может, здесь, где-нибудь в караване, у него с собой “походная жена”? Ведь если есть гарем, отчего бы не взять с собой парочку законных постельных грелок?
Хотя ребенка он мне не возвращал даже на ночь. Файсара приносила Кана, я его кормила — и она его снова уносила.
Кана.
Она оставалась единственным связующим звеном между мной и Актауром.
Делать нечего, придется с ней поговорить.
Наутро что-то изменилось. Меня как обычно напоили, усадили в паланкин — и караван отправился.
Но меня не тошнило!
У Хади словно походка изменилась — теперь он не покачивался из стороны в сторону, а шел, словно неся на своей спине стакан воды. Которые ему категорически запретили проливать.
Мне, кажется, даже дышать стало легче.
И когда принесли малыша, я уже чувствовала себя гораздо лучше.
— Как ты без мамы эти дни? А? Как ты, мой хороший? — Файсар беззубо улыбался мне и махал ручками, пока я осматривала его со всех сторон.
Вроде никаких изменений — чуть подрос, может, стал потяжелее, но и только. На Актаура похож не стал, хотя я ожидала и такого. А вот черты Дахара и Оленнары были хорошо заметны.
От Оленнары он унаследовал цвет волос и кожи, а от Дахара — линию челюсти и форму глаз. Такие же огромные, с поднимающимся к виску разрезом, и ярко-синей радужкой. Зрачок в спокойном состоянии был человеческим, круглым. Но я уже видела, что когда малыш применяет магию, они становятся вертикальными, змеиными. Как у дивов.
— Госпожа, вы закончили? — настойчиво напомнила мне Кана, что пора бы вернуть ребенка.
— Кана, я вроде получше себя чувствую. Пусть пока побудет у меня.
— Госпожа, пожалуйста. Господин велел, как покормите, вернуть ему ребенка.
— Нет. Ребенок мой, и будет оставаться со мной столько, сколько я захочу.
— Госпожа… пожалуйста. Господин ведь накажет нас, если мы не принесем ребенка ему вовремя. Он так трясется над ним…
Трясется, как же. Повесил на шею, и таскает с собой. Что в этом хорошего? ребенку явно будет лучше со мной.
— Вот пусть отдохнет, раз ребенок постоянно при нем. А захочет забрать, пусть сам приходит. Так ему и передайте.
Кана еще немного поныла, но я была упорна. И Файсар остался со мной. Зато и Кана теперь, как привязанная, двигалась рядом с моим паланкином.
— Кана, раз уж ты здесь, расскажи мне, куда мы направляемся? И почему караваном, а не порталами?
Женщина покрутила головой, нашла взглядом Актаура, и снова повернулась ко мне.
— Я спросила, — продолила настаивать я.
— Госпожа, так в Этта-эрбе идем. Домой.
— А почему не порталом?
— Так нет портала в Этта-эрбе.
— Почему?
— Храмовые дивы запретили. Сказали — мешает магии пророчества. Поэтому Этта-эрбе могут достичь лишь те, кто пересечет пустыню, укрепляя дух и тело. И то не все. То есть войти-то в пустыню могут все, кто захочет, но пройти через нее без опаски может только один из Аль-Танинов, Сокращающих путь.
— И много их?
— Кого?
— Аль-Танинов.
— Так господин, его братья и дядья. Клан большой, много караванов водит, — Кана вздохнула. — Клан большой, а детишек мало. Только в боковых ветвях. Поэтому господин так над единственным ребенком и дрожит, с рук не спускает. Может отдадите? — предприняла она еще одну попытку. — И ему спокойнее, и вам отдых. Вам отдыхать еще нужно, жар солнца еще не весь вышел…
Хорошо, за тканью паланкина не видно, как я покраснела. Жар стыда разлился по щекам, ушам и даже шее. Какая же я была дура! Потащилась в пустыню и топике и юбке. Затокрасивая! Стыд-то какой. Ничего удивительного, что Актаур хотел оставить меня у источника. Там, по крайней мере, не так жарко и есть вода.
— Госпожа? — обеспокоенно окликнула меня Кана, когда я начали слишком громко сопеть от осознания собственной глупости.