— А как же твой отец? — напоминаю я о поступившей от куратора угрозе.
— А что отец? Если все полетит в бездну, у него все-равно не будет никакой карьеры, — хладнокровно заявляет Гаврилова.
Глава 9. Подготовка
По дороге домой думаю, думаю, думаю. Скоро взорвется голова.
Как это все может быть правдой? В чем тогда смысл нашей великой победы? Подвиг народа просто хотят вышвырнуть на свалку какие-то предатели. Если бы я не обещала Наталье молчать, вышла бы на Красную площадь прямо к очереди в мавзолей и кричала бы людям, чтобы они проснулись. Вместо этого молча еду в метро, чувствуя себя беспомощной.
Если Наталья права, то мы будем крысами, бегущими с корабля, если выйдем замуж за иностранцев. Некстати вспоминаю стих Ахматовой, который был записан в моей школьной тетрадке-анкете:
Не с теми я, кто бросил землю
На растерзание врагам.
Их грубой лести я не внемлю,
Им песен я своих не дам.
Но вечно жалок мне изгнанник,
Как заключенный, как больной.
Темна твоя дорога, странник,
Полынью пахнет хлеб чужой…
И чем я буду лучше Князева, который предал свою родину? Точно такая же предательница.
Но я буду дурой, если не использую эту возможность. Сам отец никогда ничего не сделает для своего спасения. Все только в моих руках.
В следующие дни выбрасываю из головы все мысли о возможной будущей катастрофе, чтобы не чувствовать себя еще более продажной, чем уже чувствую. Концентрируюсь на основной задаче завоевания Князева. Как бусинки нанизываю на нитки немногочисленные детали, которые я о нем знаю.
Ему понравилось, что я шью сама. Достаю из шкафа отрез ткани, который хранила для особого случая. Он небесного цвета, подходит к моим глазам. Это должно быть необыкновенное платье.
В субботу еду в Дом моделей на Кузнецком Мосту. Плачу за вход и прохожу на показ модной одежды. Внимательно просматриваю весь предложенный ассортимент. Выбираю приталенное платье-футляр. Покупаю выкройку модели за один рубль и лечу домой, чтобы поскорее приступить к пошиву.
Быстрым шагов влетаю во двор нашего дома. Еле успеваю укрыться за широким стволом тополя, когда вижу Николая, выходящего из нашего подъезда. Надо набраться храбрости и с ним поговорить, но только не сейчас. Очень удачно меня не было дома. Поджидаю, пока он скрывается за углом и еще немного, бегу в подъезд.
Выдыхаю, когда узнаю, что дома один Петя, а папы нет. Отец бы опять пристал ко мне с Николаем.
— Систер, я сказал, что ты на дне рождения у однокурсницы и будешь совсем поздно. Может быть, останешься в общежитии.
— Молодец, Петь. Спасибо большое! — искренне хвалю я брата.
— Я-то молодец, а когда будет ответная услуга?
Ругаюсь про себя. Неужели все-таки придется свести Петю с чехом. Вообще, это хороший повод, чтобы появиться в общежитии и аккуратно прощупать почву.
— На следующей неделе постараюсь, — осторожно формулирую я.
— А от Коли ты зря бегаешь, все равно придется выйти замуж, — сообщает брат, покидая мою комнату.
Блин, такое ощущение, что стою на краю пропасти. Осталось сделать последний шаг и головой вниз. А падая буду цепляться за разные кусты, растущие над бездной. Царапать ладони и рвать одежду, но все равно рухну на дно.
Отгоняю непрошенный образ. Все неважно. Зато моя семья останется наверху.
Возвращаюсь к насущному. Никогда не соблазняла мужчину, но понимаю, что без белья не обойтись.
Закрываю дверь на крючок. Раздеваюсь и достаю из шкафа свой праздничный бюстгалтер «Анжелику». Он слегка увеличивает грудь. Надеваю его и снимаю мерки с учетом лифчика.
Освобождаю письменный стол. Быстро раскраиваю ткань и достаю из шкафа швейную машинку.
В воскресенье вечером одалживаю у Наташки серые итальянские сапоги. Я почти готова, осталось настроиться морально.
Глава 10. Сорок первый
Алексей
Чмокаю Лизу на прощанье и покидаю ее одноместную комнату. Не спеша иду в свой сектор. Переступив порог комнаты, на мгновение замираю. На фоне окна с грязно-голубым небом стоит девушка в голубом платье. Если бы был художником, запечатлел бы эту картину. Композиционно безупречно.
Внезапно думаю о том, что советская и христианская мораль практически неотличимы. Весь этот материализм и прочая марксистская ересь совершенно не прижились на русской почве. Убеждения те же, что и сто лет назад. Один мужчина на всю жизнь, и развод — это стыдно. Из протестантского мира ее заявления выглядят патриархально и мило.