— А если без сканера?
— Тогда нужно искать где отключается второй контур. Варианта три: в комнате охраны, там точно есть, в кабинете директора (бывают иногда запасные варианты на всякий случай) или найти узел с проводкой в залах музея. Я уже поискал, и два таких присмотрел, но они высоко понадобиться лестница.
Музей Ноев Ковчег Стефания
Что она делает? А вдруг люди, не дай бог знакомые, или Дебора Хьюберс зайдёт? Скандал будет страшный, но я не могу сопротивляться, захотела её сразу, как только увидела. Две недели только и разговоров, что о черноволосой красавице возле чёрного квадрата. Говорят даже, что ведьма, что несколько раз появлялась неизвестно откуда. Фрау Марта, мимо которой и муха не проскочит, несколько раз чуть в обморок не падала когда заходила в зал и вдруг встречала её там. Точно, говорит, мимо меня никто не проходил, не в окно же она влетела. Впрочем, фрау Марта так и считает и даже боится её. Черт, хорошо хоть нет никого вокруг, ох как заводит, и она, и эта ситуация, и то, что застать могут в любой момент, чувство опасности сильно возбуждает. Что со мной, я так хотела? Не знаю, но сейчас хочу именно так. Она расстегнула мне пиджак, блузку, вытащила из лифчика грудь, и сильно мнёт сосок. Вторая рука уже под юбкой, разорвала колготки и проникла между ног. Мы стоим между жирафом и носорогом, из прохода вроде не видно, но если кто-то заглянет, то картина будет ещё та… Она сильнее сжимает сосок и ускоряет темп руки между ног. Уже трудно стоять, держусь руками за жирафа, всё начинаю кончать, о боже. Она точно ведьма…
Музей Ноев Ковчег Елена
Начинает кончать, боится, но хочет. И стонет уже, давай, давай молодец. Соски крупные твёрдые, и грудь большая, мягкая, белая, хорошо смотрится в таком виде. В следующий раз надену ей прищепки на соски.
Музей Ноев Ковчег Стефания
— Ты сумасшедшая русская, а если бы кто-то вошёл?
— Мне всё равно, может кто-то и заглядывал, я не заметила, смотрела на тебя. Мне понравилось как ты кончала.
— Мне тоже, поехали ко мне
— Нет, не могу.
— Почему, ты не одна здесь?
— Одна, но не могу, может быть потом. Увидимся в музее — пока.
— Пока, я буду ждать.
О боже, я к этому готова? Я могла представить утром, чем буду заниматься с этой сумасшедшей русской в музее Ноева Ковчега? Но какой кайф, непередаваемые впечатления, какие руки. Боже давно так не кончала. Хм, а вообще когда-нибудь так кончала?
Мастерская Дордрехт Елена
Что же не так?
Нет, наскоком не получилось, нужно погружаться в тему по полной. Начнём с начала, что мы знаем о Казимире Малевиче? Чем он ещё знаменит, кроме квадрата? Что он за человек, какой у него был характер, что на него влияло? Что он писал о себе, а что писали о нём современники?
Итак, Казимир Северинович Малевич родился на Украине в скромной многодетной семье, где кроме него было восемь детей: четыре брата и четыре сестры. Отец работал на сахарном заводе, мама домохозяйка. Детство Казимира прошло между крестьянским и заводским бытом. Причём, сам он тепло вспоминает именно крестьянский образ жизни и неприязненно заводской. Может быть, отсюда его цветные супрематические крестьяне? Да, он так и пишет в воспоминаниях, но пишет уже состоявшемся художником, подводя базу для своих открытий в живописи. На самом деле всё могло быть иначе, тем более, что Малевич не чурался мистификаций, в которых сильно преуспел. Преуспел настолько, что даже во время знаменитых похорон, его заклятый соперник Татлин, увидев Малевича в гробу, несколько минут молча, смотрел, а потом, уходя, бросил: — Претворяется. Или его рассказ о других похоронах своему приятелю Ивану Клюнкову, которого мы знаем как Клюн: — «Иду я по улице, а тут — похороны, несут маленькую девочку в гробу, за гробом идёт мать и двое старших детей. И тут я понимаю, что это моя жена и мои дети и это хоронят мою младшую дочь. Я прижался к стене как тень, голодный, холодный и думаю: — Эх, почему я не передвижник? Тема, тема-то какая для картины?». Клюн абсолютно поверил Малевичу, хотя у того не было никакой младшей дочери и это всё, слава богу, выдумка только для того чтобы показать приоритеты художника.
А что было? Малевич рано женился, но никакими заботами о семье, себя не обременял. Зимой уезжал в Москву учиться рисовать, а летом возвращался в Курск, на службу в Управление Московско-Курской железной дороги, только для того, чтобы заработать себе на жизнь зимой в Москве. Как живёт жена, одна с двумя детьми, сыном Анатолием и дочкой Галиной, его несильно заботило. А почему, кстати? Он их не любил? Получается, нет. Нет? Своих детей не любил? Но как вам такой поворот — через некоторое время жене надоела одинокая жизнь в Курске и она приезжает с детьми в Москву к мужу. Правда, не одна, а в компании с мамой Малевича и всеми его сестрами и братьями. Живут они теперь вместе, но отношения от этого лучше не становятся. Дело доходит до разрыва, после чего жена забирает детей и уезжает в село Мещерское, где нашла работу фельдшерицей в психиатрической лечебнице. Ну что, всё ясно — муж плохой жена хорошая? Как бы не так, поработав в больнице некоторое время, жена Малевича уезжает оттуда с понравившимся врачом, оставив детей у одной из сотрудниц больницы. Каково? А ещё говорят, что именно сейчас нравы подпортились, а вот раньше-то было хорошо — ну вот, мы видим, как было. Но что же стало с детьми? Казимир Малевич оказался не совсем сволочью и, через некоторое время, приехал за ними, да так удачно, что заодно и женился на той у кого дети находились под присмотром — Софье Рафаилович, дочери заведующего хозяйством больницы, заодно и с деньгами немного полегчало. Это личная жизнь, а творческая? А творческая жизнь проходит на фоне экономического кризиса и первой революции 1905 года, в которой, кстати, он тоже успевает принять участие. В дни восстания на Красной Пресне, он участвует в перестрелках, и чудом избегает ареста, всё это в его воспоминаниях выглядит наивно и по детски, но оружие вполне настоящее, и пули, и выстрелы тоже. Вот как об этом рассказывает он сам: — «Я взял Бульдог и набил карманы патронами, то же самое сделали мои товарищи. Потом мы прошли переулками к площади, где уже строили баррикады, и спрятались в подворотне. Через некоторое время к баррикаде подошли солдаты, вот тут мы и начали палить по ним сбоку. Солдаты растерялись и отступили, но потом стали стрелять в ответ. У меня кончились патроны, у моих товарищей тоже и мы побежали прятаться…».