Умело и тонко Слёзкин показывает, как все простое и близкое к природе радует Галдина и как ему претит все фальшивое, искусственное, пусть даже внешне кажущееся важным и значительным. Он рад деревенским мужикам и бабам, находит с ними общий язык, но его раздражает возня вокруг выборов в государственный совет, куда одна дворянско-помещичья партия хочет протащить своего ставленника черносотенца в противовес другой помещичье-дворянской партии, представляющей интересы местной шляхты.
Дикость, мерзости, подлости, которые творятся в этом тихом краю, Слёзкин дает несколькими штрихами, лаконично и метко — взяточничество, торгашество, сплетни видим мы в живых сценах и лицах.
Роман (так называл свое произведение Слёзкин, критики же предпочитали именовать его повестью) вызвал многочисленные и разноречивые отклики. Прогрессивная, радикальная печать оценивала роман положительно, реакционная консервативная увидела в нем подрыв устоев.
Помимо общественного звучания, рецензенты отмечали художественные достоинства произведения (реакционная печать, как правило, их не замечала и указывала на недостатки).
«…Какое наслаждение перелистать повесть Юрия Слёзкина „Помещик Галдин“! — говорилось в одной из рецензий.— Страшно сказать, но в строках этого молодого, еще не окрепшего автора есть что-то от Л. Н. Толстого его первых времен… Дай Бог! — Стосковалась душа по настоящему, простому, ясному и великому русскому слову…» [9]
А вот что отмечалось в рецензии А. Басаргина в газете «Московские ведомости»: автор оказался «настойчивым в проведении антипомещичьей тенденции: и сам Галдин, и все его соседи-помещики, русские и немцы, выступают в повести в достаточно отталкивающей обрисовке — как люди своекорыстные, бездельные, раболепно относящиеся к власть имеющим и высокомерно-пренебрежительно к серой мужицкой массе» [10].
Рецензия заключается следующим пассажем:
«…Оппозиционно-тенденциозное отношение к помещикам-землевладельцам дает себя в ней чувствовать довольно ощутительно — ко вреду и для повести, и для стоящего у нас теперь на очереди землеустроительного, да и вообще обновительного дела.
В итоге, на мой взгляд, партийная беллетристика, хотя, быть может, и хочет служить делу обновления, но подходит к этой серьезной задаче со средствами прямо-таки негодными» [11].
Как подлинный художник, Юрий Слёзкин не просто отражал те частные картины жизни, какие видел, но и пытался осмыслить происходящие процессы, выразить их существо, попытаться нарисовать тенденцию. И на этом пути, несомненно, важной вехой вслед за «Помещиком Галдиным» (в советское время автор дал роману новое название — «Бабье лето») стал его роман «Ветер», напечатанный в первых номерах журнала «Вестник Европы» за 1917 год. В этом романе он пытается ответить на вопрос, повисший в воздухе в повести «Помещик Галдин»: что делать русскому дворянину, порядочному человеку, помещику, в современной ему России? Ответ — работать, быть хозяином, управителем на земле, развивать промышленность.
Февральская революция была встречена Слёзкиным как вполне закономерный итог развития страны. Однако дальнейшие события показали несостоятельность и новых правителей, которые не могли вывести Россию из тупика империалистической войны, а народу не дали обещанного — свободы, равенства, братства.
Октябрьскую революцию Ю. Слёзкин приветствовал. Он увидел в большевиках реальную силу, способную ликвидировать хаос и разброд, в который ввергли страну действия буржуазного Временного правительства.
В этой связи уместно привести несколько фрагментов опубликованного примерно за полтора месяца до Октября памфлета Ю. Слёзкина «Скоморохи революции». Памфлет несколько сумбурен, в нем не всегда четко выражены идейные позиции автора, но все же он дает представление о настроениях писателя, о его отношении к новой, Советской, власти.
В памфлете «Скоморохи революции» Ю. Слёзкин с любовью и гордостью говорит о русском искусстве, русской литературе. Именно в них он видит наиболее полное проявление русского духа, духа народа, его великих потенций.
«Скажите, что прежде всего приходит вам в голову, когда далеко от березового закута, в „прекрасных заграницах“, вы начинаете вспоминать о России, когда вас невольно потянет поговорить о ней с вашим другом, или так с кем-нибудь, с первым встречным, когда у вас на одну хотя бы минуточку внезапно оживает сознание того, что вы — русский.
Что больше всего любите вы из того, что дала вам Россия, чем могли бы вы гордиться, не показавшись смешным? Ну, конечно же, русским искусством, русским творчеством. И только им. Не станете же вы говорить серьезно о русской государственности, общественности, русской промышленности или русской науке ‹…›