Моя смена закончилась через час. С довольной мордой и полными карманами чаевых я выпорхнул из ресторана, и на лёгких ногах пошёл к тому месту, где встретил её несколько дней назад. Было уже темно. Я обожал темноту и спокойствие. А также одиночество. Выбора у меня особого не было. Ночью я менее заметен, спокойствие значило то, что меня ещё не поймали, а одиночество было вынужденной мерой. Кто захочет водиться с уголовником, да ещё и беглым? Да и разве захочет сейчас? Я остался таким же. Испытательный срок не отменяет моих былых заслуг. Ночь всё так же привлекательна, и у меня всё так же никого нет. Подняв голову в небо, я увидел дивную картину. Облачность, державшаяся весь день, куда-то исчезла. Звёзды словно специально стали светить ярче, а заодно и спустились ближе к нам. Ветер шептал на ухо свои мысли, а окружающий шум исчез вместе с облаками. Во дворе я сразу увидел балкон, на котором стоял человек. Хотя правильнее сказать – девушка. Не потому что женщины не люди, а потому что слово «человек» в такое время суток имеет странный, и слегка жуткий подтекст. Она стояла на третьем этаже, и просто смотрела вдаль. Привлечь к себе внимание не составило труда. Алеся изобразила что-то очень раздосадованное и злое, но через пять минут уже сидела рядом со мной на лавочке.
– На разговоры по душам потянуло?
– Пока работал, почему-то подумал о тебе. Вот и пришёл. Можно сказать по зову нутра. Или сердца, не разбираюсь.
– Вот оно как.
– Что именно?
– Не знала, что ты на работу устроился.
«Ага, а зов сердца и мысли о тебе – пустой звук. Хотя это можно объяснить»
– Нужно налаживать свою жизнь. Хотя и налаживать то нечего.
Я украдкой посмотрел на неё. Хоть Алеся и всеми силами демонстрирует своё безразличие, оделась она прилично. Чёрные джинсы, красивая жёлтая футболка и кроссовки. Приди ко мне такой гость, я бы выскочил в домашнем халате, или надел бы самый стрёмный балахон из своей коллекции. И обязательно в тапочках. Но эта брюнетка наверняка знает себе цену, и не позволяет себе делать некоторые вещи. И всё это уютное одеяние приукрашала непричёсанная голова и заспанный вид.
– Слушай, Лесь. Как ты вообще живёшь? Ну, в плане семьи, друзей.
– Зачем интересуешься?
– Очень интересно узнать. Ты вся такая загадочная, вот и думаю.
– Ну, могу рассказать. Друзей у меня не особо много. Есть пара одноклассниц, но они так себе в этом плане. Только с Дементьевым более активно общаюсь. Он кстати точно так же приходил ко мне, и под окнами выл.
«Антон? Интересно, по той же причине, по которой и я? И с теми же ли целями он сюда наведывался?»
– Очень интересный этот твой Дементий.
– Чего сразу мой? Знакомы мы давно, и дружим примерно столько же. Да, он интересный. Но и всё на этом. Он всегда меня выручал, помогал. Иногда даже защищал.
– Ага, герой-любовник. И даже встречаться не предлагал?
– Ну, предлагать не запрещено, – сказала она и отвела взгляд от горизонта детской площадки, напротив которой мы сидели.
– Ну, судьбу моих хороших друзей ты знаешь. Жили без страха, и погибли без страха.
– Наверняка тяжело о них вспоминать.
– Алесь, а ты когда-нибудь задумывалась о том, почему у меня перебинтованы руки?
– Кстати да, я буквально целый день об этом думала. Откроешь тайну?
«Думаю, она пока что самый близкий мне человек за два года. Можно же ей что-то наконец-то узнать»
Я протянул ей левую руку.
– Разматывай.
Она неуверенно нащупала заправленный край бинта, и начала его вытаскивать, а затем и снимать. Хорошо, что мы сидели почти под фонарём, и всё было более менее хорошо видно. Наконец избавив руку от белой материи она принялась разглядывать предплечье.
– И что здесь не так?
– А ты потрогай, может, нащупаешь чего.
Она начала водить пальцами по нему, пока не наткнулась на несколько длинных и хаотично расположенных полосок. Нетрудно было догадаться, что это шрамы.
– Это… откуда?
– Вскрывашки-открывашки. Долгая и скучная история.
– Болят?
– Нет. Знаешь, я иногда думаю об этих полосах. И почему-то в голову приходят мои друзья. Они встречают меня у входа на тот свет, и угрюмо качают головами. Каждый как один спрашивает меня: «Неужели наши жизни не имели смысла? Зачем ты к нам присоединился?» И только тогда я понимаю, что именно я наделяю их жизни смыслом. Храбрые парни, несчастные парни…вот отсюда и воля к жизни. Они наверняка думали о том, как там остальные. Те, кто там был. Иногда тяжело осознавать то, что ты остался последним среди тех, с кем когда-то водился.
Мой монолог прервал громкий, визжащий и истеричный плач моей спутницы. Она упала лицом в собственные ладони, и начала громко плакать.