В 1795 году в храме Николая Чудотворца, что в Голутвине, близ урочища Бабий городок, появился новый прихожанин — сорокадвухлетний купец третьей гильдии Захар Елисеевич Третьяков. Небольшой домик с мезонином, который он купил в марте того же года у лейб-гвардии сержантов братьев Михаилы и Александра Ильиных, примыкал к колокольне этого храма.
Вскоре прихожане узнали: Третьяковы — из малоярославцев. Род купеческий, старый (в Малоярославце известен еще с 1646 года), но небогатый. Отец Захара Елисеевича — Елисей Мартынович — первым из Третьяковых перебрался в Москву в 1774 году, будучи семидесятилетним стариком. До конца своих дней жил он с женой Василисой Трифоновной и двумя сыновьями в купленном им доме на Бронной, в приходе церкви Иоанна Богослова.
С годами семья разрослась, дом стал тесен, и Захару Елисеевичу пришлось обзавестись новым. К тому времени как перебрались они с женой Лукерьей Лукиничной на житье в Замоскворечье, было у них четверо детей.
В 1779 году даровал им Господь пятого ребенка.
В 1800 году Захар Елисеевич овдовел, но скоро женился и от второй жены, Авдотьи Васильевны, имел двух сыновей: Михаила, явившегося на свет в 1801 году, и Сергея, родившегося в 1808-м. Обоих крестили в церкви Николая Чудотворца, что в Голутвине.
Не сохранилось до наших времен никаких воспоминаний о Захаре Елисеевиче. Но вероятнее всего, он, как и все купцы замоскворецкие, во всем любил порядок, и потому в доме, можно предположить, все было расписано по часам.
Вставали в семье около восьми, после девяти хозяин уезжал в город на весь день, там обедал и возвращался к пяти часам, к вечернему чаю. Только по праздникам ему приходилось обедать со всеми. Наверное, как и в других купеческих семьях, попросит иной раз жена съездить с ней куда-нибудь, а он ей ответит: «Прости, матушка, времени не имею».
Купеческая жизнь к строгости да расчетливости приучает.
Умер Захар Елисеевич в 1816 году, шестидесяти трех лет от роду. Отпевали его в церкви рядом с домом. А похоронили на Даниловском кладбище. Шли за гробом дочери с мужьями, сыновья, которым оставил он свое дело. Было у Третьяковых к тому времени пять смежных лавок на углу холщевого и златокружевного рядов близ Ильинки. Заботясь о несовершеннолетних младших сыновьях, Захар Елисеевич загодя внес необходимую сумму денег в Опекунский совет.
После кончины родителя братья Третьяковы торговали каждый для себя.
В 1830 году произошел раздел между ними. Родительский дом отошел к Михаилу Захаровичу. На следующий год, осенью, заболел и скончался младший из Третьяковых — Сергей. Имущество брата получил в пользование Михаил Захарович.
Трудолюбивый, как и все в роду, он арендовал лавку, купил с аукционного торга каменное строение на Бабьем городке. Деньги вкладывал в дело с расчетом.
В 1831 году Михаил Захарович женился на Александре Даниловне Борисовой — купеческой дочке. Была она на одиннадцать лет моложе супруга. Отец ее занимался экспортом сала в Англию. Был оборотист. Имел собственный дом за Тверской заставой. На зиму, как правило, уезжал в Петербург и забирал с собою семью. Кроме Александры имел еще четырех дочерей и сына.
За Александрой родитель дал богатое приданое — 15 тысяч рублей, но на брак ее с Михаилом Третьяковым смотрел как на неравный. Еще бы, старшие его дочери на четверках из дома выезжали, а у молодого и собственной лошади нет. Да и торговлю его полотняным набивным товаром считал неприбыльной. Впрочем, молодые любили друг друга. Это не один он видел. Знал Данила Иванович и о хорошей репутации семьи Третьяковых. Поразмыслив, приглядевшись к жениху, отец дал согласие на брак дочери.
До наших дней сохранилась старая, пожелтевшая фотография, запечатлевшая облик Александры Даниловны. Строгая, нарядно одетая женщина внимательно смотрит на нас.
«Бабушка получила образование, даже брала в молодости уроки на фортепиано, — писала в своих воспоминаниях В. П. Зилоти, — и, помню, как-то по нашей просьбе, когда мы, одни подросточки, были в комнате, сыграла нам полонез Огинского. „Тот самый полонез, — сказала бабушка, — который Огинский сыграл в оркестре и тут же застрелился…“
Языков бабушка, собственно, не знала, но немного понимала или догадывалась. Была она некрасивая, с громадным умным лбом, маленькими серыми глазами, горбатым носом и выдвинутым подбородком. Росту она была выше среднего, фигура была представительная. Одевалась она прекрасно: с утра в корсете и носила на голове великолепные наколки, больше светлые, из лент и кружев, спускавшихся на плечи. Казалась она строгой и недоступной».