Интересно в этом смысле еще одно свидетельство Мудрогеля. Николая Александровича и его брата, в то время мальчиков, Третьяковы брали на дачу в Кунцево. Там Павел Михайлович «…заставлял нас чистить дорожки, выпалывать сорную траву на грядах». Далее он пишет очень важную вещь, которая как нельзя лучше характеризует Третьякова: «…в такой работе он и сам иногда принимал участие: разметал дорожки, поливал цветы. И детей своих заставлял делать то же. Я так понимаю: он не любил праздности, ему неприятен был вид бездельного человека. Я никогда не видел, чтобы он проводил время праздно»[149]. О том же пишет старшая дочь Третьякова: «…папочка по вечерам на даче любил стричь сухие ветки на сирени»[150]. Купец 1-й гильдии, человек богатый и обремененный известностью, Третьяков не считал для себя зазорным заниматься физическим трудом! Это была сознательная позиция, которая, к несчастью, утратила смысл в глазах современных богачей.
Одновременно с Павлом Михайловичем в Москве жили представители известнейшей «чайной» купеческой династии — Перловы. Этот род предпринимателей более столетия занимался чайной торговлей, заработал себе на ней доброе имя и славу не только в Российской империи, но и на европейских землях: в Вене, Берлине, Париже, Варшаве. В год столетнего юбилея фирмы (1887) Перловы были пожалованы в дворянское достоинство и получили фамильный герб с девизом «Честь в труде». Трудолюбие было присуще всем членам их рода, оно не давало Перловым перепоручить ведение торговых дел посредникам, а самим заняться прожиганием денег, как это происходило в некоторых купеческих семьях. А значит, это свойство, присущее всем членам семьи, было залогом долголетия их деятельности. То же самое можно сказать о Павле Михайловиче Третьякове. Трудно придумать для него девиза более уместного, чем «Честь в труде». Труд для П. М. Третьякова являлся одной из высших ценностей, которую он старался привить и своим детям. Так, в письме к дочери Александре 23 марта 1893 года насчет обеспечения замужних дочерей он писал: «Обеспечение должно быть такое, какое не дозволяло бы человеку жить без труда»[151].
Описывая отца, Вера Павловна Зилоти пишет: «…когда он был серьезен, он был похож на отшельника со старинных византийских образов, но его ласковая и часто лукавая улыбка заставляла сразу усумниться в этом определении. Еще меньше его можно было принять за „архимандрита“, как, подшучивая, называли его в его семье. По общему же мнению, он больше всего был похож на англичанина»[152]. Слова эти, вырванные из контекста, могут быть неверно поняты. Чтобы вникнуть в истинный смысл, вложенный в них автором, надо сравнить их со свидетельством Н. А. Мудрогеля. Описав ежедневную непрестанную деятельность Третьякова, Николай Андреевич замечает: «…эта вежливость, этот распорядок во всем делали его как бы нерусским. Не обдумав, он не делал ничего. Без цели — шага лишнего: все у него по плану. Ну а если что захочет — кончено, все поставит на карту, чтобы добиться»[153]. Англичанином, нерусским Третьяков воспринимался только в силу своего колоссального трудолюбия. Хотя… не это ли и есть одна из основных черт нормального русского человека? Иными словами, русского человека, не развращенного барственным бытом, водкой или кухонной болтовней?
Если внимательно присмотреться к деятельности П. М. Третьякова, возникает впечатление, что он ничего не умел делать наполовину. Какое бы дело ни начинал Павел Михайлович, он старался вкладывать в него всю душу, достигая наилучших результатов и непременно доводя начатое до конца. Тяга к совершенству определяла главнейшие поступки Третьякова. Она же заставляла его концентрировать усилия на малом — и в этом малом приближаться к идеалу. А. Рихау замечает: «Правилом П. М. Третьякова было, кажется, не браться за многое, но взявшись — отдаться делу вполне»[154].
Как вспоминал тот же Рихау, П. М. Третьяков «…в коммерческом мире… считался, и совершенно основательно, передовым человеком»[155]. Так, Н. А. Мудрогель с гордостью пишет: «Павел Михайлович заставил изготовлять на своей фабрике особый холст для художников. Холст получился не хуже заграничного, даже с дрезденским спорил!»[156] Рихау сообщает, что Третьяков «никогда… не устранялся принимать участие своим трудом и знанием в устройстве новых общественно-коммерческих предприятий»[157]. Кроме того, Павел Михайлович не чурался нововведений на собственном производстве. Он ценил эффективность и рациональность. Поэтому, например, он старался улучшать оснащение и методы работы на костромской фабрике, паи которой принадлежали, кроме него, брату Сергею, В. Д. Коншину и непосредственному руководителю производства К. Я. Кашину. После кончины К. Я. Кашина директором фабрики стал его сын, Николай Константинович. «Павел Михайлович его очень ценил, но пришлось Павлу Михайловичу чаще ездить на фабрику, покуда Николай Константинович набрался необходимого опыта. Как молодой человек, любил пробовать новые методы, и Павел Михайлович с ним терпеливо их пробовал ввести»[158].