Вот так нежеланная гостьяУ нас поселилась,И жизнь наша дальшеСвоим чередом покатилась.. . . . . . . . . . .. . . . . . . . . . .Семь лет миновало,И смотришь-ка, Митрий с НатальейНе померли с голоду(Хоть и богаче не стали),Но Марьюшка – замужем,Миша и Ваня работать охочи,И – чудо! – нисколько не в тягостьСлепая им доча.
Как будто лампадка,Зажженная перед иконой,Улыбкою счастья сияетМала́я Матрона.Своих и чужих привечаетС такою любовью и лаской!И страшно Наталье самойТого, что ей мнится порой, —Всё видят закрытые глазки.
С детьми не играет совсем,Вот только Дуняша заходит,Матрюшу за ручку беретИ в церковь Успенья отводит.. . . . . . . . . . .. . . . . . . . . . .Вдруг гром среди ясного неба —Илью под арест посадили!(Илья – это Марьюшкин муж,Уже и троих народили.)– Ох, тяжкие наши грехи! —И тут голосок раздается,Веселый и вроде с насмешкой:– А завтра Илья и вернется.– Слепая, пошла бы ты спать!– Ложимся, ложимся скорее!Нам завтра на гуумно с утра,И так ничего не успеем!– А лучше совсем не ходить.Назад побежите вы сразу!
– Ты что, очумела, слепая?Ты кончишь безумные сказы?
И только взялись молотить,Несутся соседские дети:– Илья воротился!НазадПомчались, забыв всё на свете.
И только Наталья едваБредет. И за сердце схватилась:– Матрона, Матрона!Ну вот, началось.За что мне такое случилось?
Привыкла. Душа ко всемуНа этой земле привыкает.И даже к тому, что ночами поройНад этой землею летает.
Привыкла, что дочка ееСидит, как царица на троне,И люди с поклоном идутК незрячей девчушке Матроне,
Что кто-то в их дверь по ночамПроходит, незрим и неслышен,И полнит избу аромат,Как яблонь цветущих и вишен.
Привыкла, что стала вдовой,Что Марьюшка – вся седая,Что сколько муки ни возьмешь из горшка,Мука в нем не убывает.
И все же порой, как сквозь сон,Накатывает удивленье:– Неужто сам Бог посетилУбогое наше селенье?
Такая повсюду печаль,Хоть пляшут, хоть свадьбы играют,И каждого до смерти жаль —И тех, что головушку свеся,Бредут,И тех, что носы задирают.
Построил Гаврилин АндрейСебе не избу – а палаты,На кровные деньги построил! —И сталПред всеми во всем виноватый.
И братьев родных он вконец разъярил,Четверку коней заимевши.Не вынесли братья,Украли коней.Едва не повесился бедный Андрей!Помилуй нас, Господи, грешных!
А вот у Носковых беда!Такая, что вымолвить страшно.За месяц один и отца схоронили,И старшего брата Дуняши.От брата вдову и двенадцать сиротВ наследство они получили.Старуха Носкова ослепла от слез,Завидует тем, кто в могиле.. . . . . . . . . . .
И тут прямо чудо случилось!Нашелся на Дуню купец:В соседнем селе многодетный,Но вовсе не бедный вдовец.
У матери высохли слезы.Она и мечтать не мечтала!А Дуня услышала – и обмерла,До церкви родимой едва добрела,Пред образом Спаса упала.
Молилась, рыдала,Винилась в грехахПред Господом и пред всеми,Просила от новой беды упастиВдовца горемычного се́мью.– Ведь я не смогу у них долго прожить!За что ему снова жену хоронить?
Молилась, и стало на сердце светлей,И вновь обрела она силы.И только до дому дошла,Как словно ее осенило.
Дуняша родную свою обнялаИ молвила тихо сквозь слезы:– Ты старшую замуж давно отдала,А много ль от этого пользы?Ведь Варькин-то мужИ совсем богатей —Аж в Питере лавку имеет!И не дал копейки на братних детей,А Варька и пикнуть не смеет.
– Ты всё о других! А что будет с тобой,С голубкой моей бесталанной!Остаться навеки чужою рабойИ так и прожить до доски гробовойБез се́мьи, без деток желанных?
А Дуня хоть слушает эти слова,Да мимо ушей пропускает.– Нас всех и всегда выручала Москва,Пускай и теперь выручает.
Мне только бы место найти, где харчи,А денег я даже не трону.– А может, схожу я Матрону спросить?– Конечно, конечно, Матрону!
– Да шепчут вокруг, что свихнулась с умаПодружка твоя дорогая.Как раньше народ утешала она,Так нынче все больше пугает.