Из дома направо – стоит Афанасий!Налево – в листве утопающий Власий!Никола, что в Плотниках,Что на Песках!И тут же – Песковский красуется Спас!Николоявленский под сению лип,Козьма-Дамиан и Апостол Филипп!
Поднимется Дуня ранехонько утром,Начистит до блеска хозяйскую утварь —И в храм с посветлевшим от счастья лицомИдет, словно дочка на встречу с Отцом.. . . . . . . . . . .
Вот как-то со всею прислугой за столНа кухне под вечер Дуняша садится.Тут дверь отворилась —И что тут пошло!Все с мест повскакали, давай суетиться:– Владимир Иваныч, да вы бы позвали!– Сейчас кипяточку! Да вы бы сказали!
Дуняша сидела спиною к дверям.Как быть и что делать?Никто не подскажет.Она оглянулась – и вскрикнула даже!И ложка со звоном упала к ногам.
Да это же он!До малейшей чертыЕго ей сто раз описала Матрона!И даже движенье, каким он сейчасУсы свои темные тронул смущенно.
– Сидите-сидите! Да я ухожу! —И за дверь.А все над испугом смеются Дуняшиным.– Кого испугалась!На свете добрейНе сыщется младшего барина нашего.
– Добрей и прекрасней!И сердце впервыеПронзила иглою горючая жалостьК себе, одинокой.Неужто Господь!..Неужто Матрона над ней посмеялась?. . . . . . . . . . .
Посмотрится в зеркальце Дуня —В ознобе дрожит от стыда.О нем ли подумает —Станет ей жарко.Да чем же он так провинился!За что ему эта судьба —Жениться на черной кухарке!
III
Нежнейшей любовью любимый единственный сын.Надежда и гордость советника тайного Жданова.В художники прочили в детстве…– С нас хватит и старых картин!Сейчас инженеров пора,Чтобы мир переделывать заново!
Волшебные сказки уже обретают железную плоть,И грезы Жюль ВернаПоверены точным расчетом.Не знаю, природа ли так рассудилаИль мудрый Господь,Но он просто создан для этой работы.
А то, что он напрочьГусарских замашек лишен, —Не ездит по девкам,Не любит дурацких попоек, —Прекрасно! Он делом своим целиком поглощен.Оставьте мальчишку в покое!
Ему только это и нужно —Доскою чертежной,Как в детстве – этюдником,Он разгороженСо всем, что мешает емуВеличайшим богатством —Душою своей —Нераздельно владеть,Собою самим оставаться.
Как сильно меняется жизнь,Когда обнаружишь,Что то, что внутри,Несравненно дороже того, что снаружи.И этим ни с кем поделиться нельзя —Оно неделимо.Зато оно может расти,Умножаться незримо.
Он вовсе не замкнут —Со многими дружен,Он в свете бывает…Но все происходит как будто во сне,Он чувствует —Ими воспринят не он,А всё, что извнеЕго составляет…
Дворянство, богатство, и папенькин чинИзрядный,И городская усадьба!..А ежели все это взять —Да отнять бы!То что же и кто же останется с ним?
Ах да, он забыл, он еще инженер,Кессонных конструкций знаток и создатель.
– Володя! Вот здорово! Как же ты кстати!(Кого тут не встретишь на этом Арбате!)– Составь нам компанию!Где тут Бугаевых дом?Ведь ты же с профессором с детства знаком.Сегодня сынок его Боря,Во иноках Белый Андрей,Каких-то из Питера чествует модных людей.
– Спасибо.Но мне доводилось бывать там —И дажеЯ Блока с женою там видел однажды.. . . . . . . . . . .
Пролетку нанять и скорее уехать с Арбата,Подальше —Туда, где не встретишь коллегу-собрата,Особенно если выходишь из храма,А с ним и такие случаются драмы.
Ох, что тут начнется!И пальцем покажут,И на смех поднимут!И даже навяжутБессмысленный спор.А ведь он зарекался,Что спорить не будет, —И снова срывался.
Какие тут споры? —Всем ясно и так,Что в церкви полно шарлатанстваИ что социальный марксизмКуда как родней христианству,Чем наш крепостнический строй,До сих пор до конца не изжитый,А сам он последний дуракВ свете самых последних открытий.
А разве себе самомуСумел бы он внятно ответить,Что так его сильно влечетВ старинные здания эти?Ведь это безумие —Ждать, чтоб тебе наяву разъяснилсяТот сон непостижный,Что в детстве когда-то приснился.
Он был этим сном изумлен,Потом над собой посмеялсяИ очень научно решил,Что Гауфа он начитался.Такие чудесные сныВолшебникам снятся, наверно…Он Гауфа скоро сменилНа Купера и на Жюль Верна.