Нашу идиллию вдруг прервал звук падения какого-то предмета, донесшийся из глубины дома, и мы тут же чуть ли не бегом двинулись выяснять, в чем дело. Возле кабинета Джинджер в коридоре стоял Джек, шерсть на его загривке стояла дыбом. Увидев нас, он явно успокоился и отошел в сторону, пропустив нас в комнату.
На полу возле шкафа лежал тот самый поясок. Сейчас он был разорван, и несколько раковин соскочили со шнурка. Джин прижала руку к губам.
- Джин, он тебя отпустил, - сказал я. Чуть в стороне лежал тот самый нож, взяв его в руки, я не почувствовал ничего, только холод металла. Краем глаза заметил какое-то несоответствие вчерашней обстановке — точно, надпись уже пропала, от нее остались только смутные пятнышки на стене. Джинджер повернулась ко мне, обняла и заплакала, как мне показалось — облегченно. Я стоял, гладил ее по волосам, и ясно понял, что совсем ничего не понимаю...
- Ты надпись не трогала?
- Попробовала вчера стереть, сразу как увидела, пальцем трогать побоялась, взяла перчатки на кухне... Только начала, вдруг испугалась почему-то и выбросила их в мусорное ведро...
- А какое там слово было написано?
- «Алмазы»... Какие еще алмазы, бред, у меня единственный мелкий алмаз — и тот в колечке[5]...
Нет, это полный срыв башни...
Дневника Айвена Джинджер так и не нашла. Сказала, если потом под руку попадется, она его нам даст посмотреть. Мы все никак не могли попрощаться, стояли в обнимку все втроем, возле нас мельтешил довольный Джек — сегодня утром ему почесывали пузо все, кому было не лень. Он даже мне разрешил погладить себя за ухом. Неужели признал за своего? Интересно, что кот на это скажет...
Когда мы отъезжали от дома, Джин стояла в дверях веранды, прислонившись к косяку, и у ее ног сидел Джек. Стояла она, отражаясь в зеркале заднего вида, пока дом не скрылся за кустами живой изгороди.
- Для меня это стало полной неожиданностью, - сказал я. - Странная ситуация.
- Экстремальная ситуация требует экстремальных действий! - вдруг сказала Бригитта. (Странно, где-то я уже такое слышал?..) - Но я тебя к ней почему-то не ревную...
- А я - тебя...
Сначала мы ехали молча, слушая, как по тенту джипа хлещут струи этого кажущегося бесконечным ливня. Потом я нажал кнопку на кар-радио, и Фэнси запел:
Буду рядом я стоять,
Твое сердце охранять.
Не позволю я мечте
Вновь исчезнуть в темноте.
Ты — красотка из журнала,
Равных средь красавиц мало.
Твое фото на стене
Будто подмигнуло мне.
Ты сердита, ну и пусть -
Прогоню я твою грусть.
Вдруг момент такой настал,
Что тебе я другом стал.
Разреши побыть с тобой,
Я теперь охранник твой.
Счастив быть твоим щитом,
Только песня не о том.
И от пули, и от яда,
И от колдовского взгляда
Тебя буду закрывать,
Днем и ночью защищать...[6]
Приехав домой, мы пообедали, разговаривая обо всякой ерунде. Вдруг Рыжик сказала:
- Раньше я думала, что «Курвуазье» какой-то особенный, а вчера попробовала — разницы с обычным коньяком не ощутила...
- Когда это ты успела?
- А пока ты по комнатам ходил, стенки рассматривал. Так, пару глотков сделала из бокала у Джин, нервничала, сам понимаешь...
- Сама Джинджер сколько до нашего приезда успела выпить, как думаешь?
- Ну, что я тебе, эксперт, что ли? По-моему, она себе в бокал налила раз или два, бутылка тогда примерно на четверть пустая была. И потом, когда ты ее в спальню понес, в бокале довольно много оставалось. Меньше ста грамм она успела принять, если примерно. Не знаю, может, ее на нервной почве так «развезло»... Раньше такого за ней никогда не замечала.
- Ты ее лучше знаешь, тебе виднее. О, а мне уже пора, скоро Джим на аэродром приедет, пора бежать! - чмокнув ее в щеку, я поднялся из-за стола и стал надевать плащ.