Я не мог и представить, как, должно быть, я смешон со стороны. И что уже совсем скоро я буду вспоминать этот случай, как комедию, как анекдот какой-нибудь. Но это будет потом. А сейчас мне вовсе не смешно.
— Пойдем?
— Пойдем, — вздохнул я, сжимая кулаки, пытаясь спрятать там остатки храбрости. Но эти самые остатки оказались довольно подлыми: они просачивались сквозь пальцы, и пальцы разжимались, становясь ватными и бессильными. Я старался сжать их снова, но они никак не хотели меня слушаться. Я сдался… и шагнул за порог.
Ничего не случилось. Сирены не взвыли, и никто даже не посмотрел в нашу сторону. Юлька подмигнула мне и пошла к окошечку кассы с квитанцией.
Я растерянно озирался по сторонам. Где может стоять сейф? Может, в "коммунальных платежах"?
Я неуверенно подошел к Юльке. Она посмотрела на меня, обезумевшего за несколько секунд, и кивнула. Мне как-то сразу стало легче. Ну ладно…
Я пройду через это окошечко. Да раз плюнуть. Совсем не страшно (если, конечно, не думать о камерах и сигнализации). Даже совершенно не страшно. Ну вот ни капельки…
Черт, похоже, ничего не получится. Самовнушение не действует.
А Пальма?
Если решусь, Пальму спасут. А если нет — значит, нет. Неужели не решусь?
Я разозлился на себя и напролом пошел в стену. Я удивительно легко проскользнул сквозь нее и понял, что все то, что я сейчас делаю — ерунда. Мне некого бояться. Меня не поймают, потому что меня просто-напросто нет.
И так легко и хорошо мне стало от этой мысли, что я понял: все будет отлично. Я снял с плеч потрепанный рюкзак и пошел искать сейф.
Я обошел все кассы. В голову стали закрадываться нехорошие подозрения. Сейфа не было. Нигде.
Ну что за глупость? Разве бывает банк без сейфа?
А может, они хранят деньги за какой-то потайной дверью? А что? Вполне вероятно. Я стал искать какую-нибудь дверь.
Двери тоже не было. Я встал рядом с кассиршей и стал смотреть через стекло на клиентов. Совершенно по-другому смотрится. Все что-то пишут, платят, просят… И все — через стекло. Даже переговариваются через микрофон. Не понимаю, зачем этот сепаратизм нужен? Неужели нельзя нормально разговаривать? Если это в мерах защиты от террористов там каких-нибудь, то тем более неясно. Неужели кусок стекла защитит от автоматной очереди?
Я представил себе, как сейчас сюда врываются террористы, орут: "Всем на пол!" и требуют денег. Кассирша дрожащими руками открывает кассу и сыплет деньги в черную бандитскую сумку…
И тут выхожу я. Я отбираю у бандитов все их оружие и беру их на мушку. Они достают гранату, а я храбро выбиваю ее из их рук. Она не успевает разорваться (конечно, не успевает, а то неинтересная история получается!), и в это время сюда приезжает милицейский патруль… Террористов связывают, а я становлюсь героем…
Ну да, Супермен, размечтался. Если даже сюда и ворвутся террористы, тебе героем ни за что не стать. Ты — нечто бесплотное, несуществующее, тебе даже спасибо не скажут.
Ладно, хватит рассуждать о своей горькой и несправедливой судьбе. Надо деньги искать.
И тут меня пронзила одна очевидная мысль — а если бы граната взорвалась (я прекрасно понимаю, что никакой гранаты нет, и не дай Бог ей появиться, ведь здесь кроме этих людей есть еще Юлька! — но если бы, просто виртуально, здесь все-таки взорвалась бы граната, был бы второй шанс у погибших?
Я хотел прогнать эту страшную мысль, но она, как назло, крепко засела в моей голове. Так всегда — только начнешь думать о чем-то страшном, и ни о чем больше и не думается. А ведь правда, они бы тоже умерли по ошибке!
Но разве может повториться еще раз такая ситуация? Чтобы все эти люди были в этом банке, чтобы сюда ворвались те же террористы, бросили ту же самую гранату?
Это нереально. Это просто нереально.
Значит, не у всех есть второй шанс?
Я посмотрел на Юльку. Она уже ждала меня в кресле.
Ну что с тобой, Кот? Ты здесь, чтобы достать деньги!
Я еще раз осмотрел кассу. Совершенно безнадежно. И тут я заметил сейф. Я даже почти улыбнулся: сейф стоял так близко и так открыто, что не заметить его было идиотством. Я собрался с духом и положил ладонь на холодную сталь.
Жаропрочное, водонепроницаемое, огнеупорное, пуленепробиваемое детище чьей-то фантазии — оно никак не могло бросить вызов мне. Я был сильнее его. Мне стоило протянуть руку — и пачки хрустких бумажек были бы у меня в руках.
А ведь я могу все. Я могу похитить все деньги на свете. Могу сделать счастливыми или несчастными тысячи людей. Я могу делать добро, а могу убивать. Я могу все. Я круче, чем Супермен, круче, чем человек-паук, круче крутого яйца. Я могу все. Я только одного не могу.
И почему-то меня не вдохновляют такие уникальные способности. В сравнении с одной — самой, возможно слабой и примитивной — они просто ничто.
Я закусил губу и сунул руку в сейф. Она тут же наткнулась на что-то бумажное. Я приготовил рюкзак и стал вынимать толстенькие пачки и класть в потрепанную сумку. Мне совсем не было стыдно. И вообще — куда только делся прежний страх? Он здорово мешал мне, встав комком в горле, но сейчас его не было, совсем не было.
Я оглянулся на девушку-кассиршу. Она сидела ко мне спиной и, конечно, не видела, как туго перевязанные денежки волшебным образом перебираются из сейфа в пустоту. И хорошо, что не видела. А то бы больше в банке работать не осталась.
Я сгреб в рюкзак все, что было внутри. Потом рука нащупала пустоту, и я застегнул молнию.
Вот и все. Как просто. Может, то, что я сделал сейчас — это очень плохо. Может. Но я спер эти деньги не у кого-то лично, а у государства, которое отказалось от Пальмы. Так что, ничего страшного не случится, я думаю. Вот только кассиров могут уволить. Но так не бывает, чтобы всем было хорошо. Это только коммунисты в такую сказку верили.
Вот и у меня никак не получается, чтобы везде было хорошо. Жаль, но ничего не поделаешь. Это Пальме нужна моя помощь, а не кассирам.
Я надел рюкзак на плечо и показал Юльке большой палец. Она едва заметно кивнула и пошла к Пальме. А я еще раз подумал, не слишком ли преступным было только что совершенное мною деяние. Пожалуй, слишком. Интересно, на какой срок тянет ограбление банка? Года на три, наверное. Ладно, мне это не грозит. И вообще — это была необходимость. Я бы не стал красть такие деньги без причины.
Я благополучно покинул сберкассу и помахал Пальме с Юлькой. Они помахали мне в ответ. Я побежал к ним.
— Достал, — сказал я.
Мы вывалили на ковер все содержимое моего рюкзака. Пачки тысяче- и пятисотрублевых купюр посыпались на пол. Пальма присвистнул.
И было от чего. Я никогда в жизни не видел столько денег. Когда я накладывал их в рюкзак, мне казалось, их меньше. Да тут не миллион, а миллионов пятьдесят, наверное.
— Кошмар, — довольно объективно заметила Юлька. — Ну и куда нам столько бабок?
— Сама же просила, — засмеялся я. — Мне там считать некогда было. Сколько было, столько и взял.
— Да это понятно… — задумчиво кивнул Пальма. — Но все равно много.
— Ну и ладно. Купите машину, домик какой…
— Домик, говоришь…
— Ну, не обязательно домик… Можно квартиру навороченную.
— Давайте считать, — предложила Юлька. Мы грустно оглядели эту кучу. Да тут до утра не пересчитаешь.
Я взял пачку синих бумажек в руки.
Деньги придумали финикийцы. Зачем они их придумали? Для того, чтобы люди грызли друг друга, пытаясь урвать побольше? Чтобы резали, взрывали, стреляли?
Там, где деньги — там право, закон и власть. Где нет денег — нет ни права, ни власти, ничего. Там только такие, как Пальма. Это не я придумал, это придумали финикийцы. Они жили очень давно, и ничего с тех пор не изменилось на свете. Раньше я думал, что найдутся такие люди, которые сделают все по-другому. А потом понял, что такие люди как раз и называются коммунисты. Или не коммунисты, а социалисты. Или кто угодно. Как ни назови — все равно.