На второй день заморосил дождь, волны пошли барашками, лодку забросало в стороны, залило водой, и Мартирос с греком стали тонуть. Грек снова воодушевился, даже как будто обрадовался, он хорошо плавал и с полным ртом воды все что-то выкрикивал и порывался помочь Мартиросу. После двухчасовой борьбы со стихией на поверхности воды остались две не внушающие доверия дощечки и ухватившиеся за них Мартирос с греком.
Грек или был слабее Мартироса, или же его доконали бесконечные переходы от восторга к подавленности, но он совсем выбился из сил, и теперь уже Мартирос помогал ему. К счастью, их приметили с французского судна и подняли на борт.
Октябрь вообще хороший месяц, но этот октябрьский день был до того пригож, что Мартирос забыл все свои злоключения. Судно доставило их в Венецию. На берегу Мартирос распрощался со своим греком. Грек снова возбудился и предложил вплавь вернуться в Стамбул.
Венеция была большим городом и удивительным. Мартирос посмотрел на город с холма и, предвкушая удовольствие, стал приводить себя в порядок. Он наложил на рясу первую заплату. Еще раз окинув взглядом весь город, он шагнул вперед, навстречу этому чуду.
Мартирос исходил все улочки Венеции, проплыл на гондолах почти через все каналы, побывал на площади, где стояла церковь святого Марка. И каждая встреча была событием, и каждая улица — целым миром, каждое лицо — божьим даром.
4
Венеция — страна лодок, кораблей, гондол. Венеция — одна большая пристань. И среди других прочих судов в этой пристани стояло судно Боско. Судов было много, самых разнообразных и диковинных и по сути своей и по внешнему виду. Но никому и в голову не могло прийти, да и кому была охота во всем этом разбираться, словом, никто не знал, что среди прочих кораблей, уткнувшись носом в берег, стоит судно знаменитого пирата Боско. Впрочем, и сам Боско привык к тому, что живет на суше, среди людей, и давно уже считал себя примерным венецианцем, но все равно его родиной, его государством было его судно.
И кто это сузил все понятия, один, мол, разбойник, другой — обыватель, кто установил различия между ними… Чепуха все это… Просто живут себе люди кто как хочет, кто как умеет. Боско может напасть в море, ограбить судно, а здесь, в Венеции, те же награбленные деньги может пожертвовать семейству пострадавшего. Каждый раз после разбоя Боско возвращался в пристань, спокойно вставал рядом с другими судами и менял флаг. У Боско было два флага — один с изображением русалки — для берега, другой с изображением черепа и костей — для моря. Боско то один поднимал флаг, то другой.
Но в последнее время Боско нездоровилось, ничто не доставляло ему радости, тело не слушалось его, как бы не его было, голова тяжелая, словно чугуном налита. Боско ел самую вкусную икру и говорил себе: «Ну же, Боско, радуйся, ты ешь самую вкусную икру, что тебе еще нужно, в этом счастье, из-за такой икры люди друг другу могут горло перегрызть». Но нет, еда не радовала Боско. Он отдавал приказы своим слугам и говорил себе: «Радуйся, Боско, ты силен, у тебя власть в руках, ради этого люди порой даже родителей собственных убивают». Но и власть не радовала Боско. Боско сжимал в объятиях самых красивых невольниц и говорил себе: «Ну хоть сейчас радуйся, Боско, наслаждайся, ради такого люди предают друзей, в тюрьме сроки отсиживают», — но и тут радости не получалось. Боско проводил рукой по телу, трогал здоровенные мускулы на ногах, щупал могучие бицепсы на руках, прикасался к своей крепкой бычьей шее, твердому затылку и говорил себе: «Ты здоров, Боско, радуйся, люди мечтают о таком здоровье, посмотри кругом, где ты найдешь второго такого крепыша?» — но нет, и здоровье не радовало Боско. Какой-то недуг мучил Боско, не давал ему покоя, словно какая-то пружина внутри его была напряжена до предела.
«Не могу больше, — стонал Боско. — Я несчастен, я глубоко несчастен… После каждого убийства мне делается грустно… Что же со мной дальше будет…» Обычно его сетования бывали направлены лысому скопцу Паскуале, меланхоличному Фолето и добродушному весельчаку Чекко. И те каждый раз согласно кивали головой, что бы Боско ни говорил.
Вот и сегодня Боско затянул свое:
— Ты помнишь, Чекко, как я был счастлив, когда убил первого человека… Мы выпили тогда две бочки вина, да, две бочки распили… — И Боско еще более опечалился. — Помнишь, Фолето… — И хлопнул рукой по колену. — Что же случилось, в чем дело… Каждый раз подыхаю от жалости, еле удерживаюсь, чтобы не зареветь…