И в Мартиросе снова поднял голову, ожил его двойник, то ли друг его, то ли враг, Мартирос-второй, снова он с увещевательной улыбкой стал гладить его, ласкать, успокаивать, да так сладко, словно издевался, но потом ему, видно, прискучила эта собственная обтекаемость, он захотел было поддеть Мартироса, съязвить, но передумал и опять заулыбался своей изначальной улыбкой…
Сколько раз Мартирос все в себе расставлял, продуманно рассчитывал время и поступки, но каждый раз все помимо его воли принимало иной оборот, каждый раз что-то да происходило неожиданное… Случайность ли это была или закономерность… Но, пожалуй, что это была сама вечность, потому что вечность и есть эти случайности, чередование этих случайностей, а не спокойно текущая между этими случайностями гладь… Все во власти случайности, все подчинено ей — рождение, смерть, зародыш, желание, любовь… Он только из монастыря ушел по своей собственной воле, все остальное было некое течение, попав в которое, Мартирос ничего больше не решал, а если и решал, то это не имело никакого значения… И, подумав так, Мартирос повеселел, потому что раз так, то и сейчас случится нечто непредвиденное, чего никак нельзя предугадать, и это будет не продолжением его нынешнего положения, а некоей большой логикой времени… И Мартирос улыбнулся себе, потому что почувствовал, что опять хочет создать логическую связь и объяснять все рассудком…
В эту самую минуту сверху открылась какая-то дверь, и его ослепил сильный поток света, он закрыл глаза и подумал — а почему же дверь открылась вверху, в потолке? Когда он открыл глаза, опять было темно. И из темноты прямо на него смотрели два синих глаза, до того синих, что в темноте казались двумя светящимися кругами. В глазах этих был какой-то всегдашний непокой, и они все время улыбались, независимо ни от чего…
— Здравствуй, — сказали Мартиросу эти синие глаза.
Мартирос раскрыл рот, но звука не издал. Постепенно вокруг глаз обозначились черты лица — резкие скулы, маленький нос с горбинкой, на крутой лоб спадают светлые волосы, небольшие рыжеватые усы…
— Ничего, башка у тебя, видать, крепкая, вполне для жизни пригодная, — сказал обладатель синих глаз. — Помнишь, что утром с тобой случилось?..
Мартирос неуверенно кивнул головой и подумал про себя: «Значит, это сегодня все произошло, сегодня сместилось время для меня…»
— Фолето стукнул тебя по башке… — продолжал этот невесть откуда взявшийся человек, и на лице у него заходили желваки. — Тяжелая рука у подлеца… Я сам в свое время шесть шишек на голове носил от его ударов, знаю…
Мартирос огляделся и различил в темноте множество просмоленных бочек.
— На судне ты… — улыбнулся человек. — На судне пирата Боско…
— Где мы находимся, в какой части света? — спросил Мартирос, не зная, верить глазам или нет.
— О, все еще в Венеции… — улыбнулся человек, показав крупные белые зубы. — Через некоторое время выйдем в море, тогда и развяжем тебя… Ты привыкнешь к нам, к нашим грехам и станешь членом нашей команды… Самое главное — это привыкнуть к нам, понять нас… дальше будет легко. Да, совсем как наше венецианское общество: оно справляется с любым непокорным, мгновенно всех приручает…
— Для чего меня сюда привели?.. Что им нужно от меня?.. — вскричал Мартирос и был очень искренен в эту минуту.
— Совесть Боско не дает ему последнее время покоя… И дело стоит… Ты должен дать ему отпущение грехов, чтобы он снова мог спокойно грешить…
Мартирос было вздохнул с облегчением, казалось, речь шла о пустяковой, несложной вещи, потом кровь разом прилила к голове, и Мартирос ощутил во рту металлический привкус. Все распалось у него в сознании, и жизнь сразу сделалась бессмысленной и ненужной.
— Я никогда не стану соучастником греха…
Человек на секунду сделался серьезным, но глаза его не утратили улыбки, он посмотрел на Мартироса долгим взглядом и сказал негромко:
— Послушай, меня тоже в свое время изловили, как тебя. Меня звать Томазо. Я был нужен здесь для того, чтобы скрашивать скуку долгих морских переходов… Я актер.