Больше от Мко и Любы писем мы не получали.
Всему приходит конец. Пришло время, когда кавалерийская часть, а вместе с ней и Петя отправлялась на фронт. Накануне их ухода мы издалека услышали солдатскую песню.
Мкртычи выбежали из кузницы.
Петин взвод подошел к «треугольнику», и, когда строй поравнялся с нами, Петя скомандовал:
— Взво-од!
Солдаты — руки по швам — четко отбивали шаг.
— Равнение на… кузницу! — скомандовал Петя, и лица кавалеристов обратились к «треугольнику». Словно на параде, Петя поднес руку к козырьку, отдавая честь Мкртычам.
Васо тоже поднес руку к фуражке. Губы у отца дрожали от гордости и, наверное, от каких-то других чувств, нежных и красивых…
Эпилог
Фронт. Служба в оккупационных войсках в Германии. И после долгого отсутствия я вернулся наконец домой.
В «треугольнике» оставался только мой отец.
Кузнец Гаспар, шагая по улице, вдруг упал и умер.
Васо уехал в Кахетию, и от него больше не было вестей.
— Видно, скончался, сынок, — сказал отец. — А то без кузни не смог бы жить.
Отец работал больше для видимости. Просто он не находил себе места без «треугольника».
Отец постарел. Постарел и «треугольник», как-то полинял и съежился. Даже огонь в горне был уже не тот. А мехи стонали изношенной кожей, дышали едва-едва, с чахоточным хрипом.
И мне почудилось, что из древних закопченных стен, из груды железа донеслось пиликанье скрипки и протяжная, успокаивающая душу человека музыка дудука. «Треугольник» словно осветился, и мне послышался говор Мкртычей. Я живо представил моего любимого Мко с его ясными глазами и Любу — они держались за руки, словно дети, переходящие улицу. Мне даже почудился запах Любиного дешевого одеколона. Этот запах, как и она сама, был наивен и прост. Я представил себе Варпета Мкртыча в его котелке, пиджаке и галстуке бабочкой.
Многое изменилось в городе, и многим казалось чудом, что «треугольник» еще цел.
— Пока не снесут, буду ходить сюда; не сидеть же мне сложа руки… — говорил отец. — А то кому они нужны — эти печные ножки да пара подков, сынок. На днях Карлен взял меня с собой на их завод… Помнишь ты Карлена?.. Нажмет пальцем на кнопку — двухтонный молот так ударит, что…
Но до того как снесли «треугольник», произошло еще одно чудо.
Шел дождь, мы с отцом сидели в кузнице — и в проеме двери выросла фигура Варпета Мкртыча.
Котелка, красовавшегося на голове, было достаточно, чтобы сразу узнать его даже после стольких лет разлуки.
Вместо пиджака на нем был ватник. Держался Варпет Мкртыч все так же прямо, но волосы его поседели.
Картины, мысли, люди, затянутые дымкой времени, пока они совсем не исчезли, несут с собой неповторимые жесты, цвета, запахи. Варпет Мкртыч был осязаемо реален сейчас в своем засаленном котелке, даже каждая дырочка в ватнике, даже запах тела — все было его, Варпета Мкртыча.
И прошлое со своими взлетами и падениями, все мои воспоминания о давнем тоже вдруг стали осязаемыми.
И мне захотелось чтобы все Мкртычи и Люба увидели бы сейчас Варпета Мкртыча, оправданного, освобожденного от всех обвинений.
Зима выдалась в тот год необычайно холодной. Отец, не болея, слег в постель.
— Отдохну немного, — сказал он.
Через несколько дней Варпет Мкртыч тоже занемог, и его поместили в больницу.
— Как там Варпет Мкртыч? — спрашивал отец.
— Хорошо. Уже ходит, — обманывал я.
— Как Уста Мукуч? — спрашивал Варпет Мкртыч.
— Прекрасно. Тебя ждет… Только сердце щемит, — улыбался я.
Они умерли в один день. Спокойно, мирно.
Когда я вернулся домой из больницы с известием о смерти Варпета Мкртыча, отец спросил:
— Ну как?..
Я смотрел в глаза отца и не мог сказать о случившемся.
— Очень хорошо, — ответил я.
Отец промолчал. Вечером он побрился. Потом повернулся к стене и заснул.
Так умер мой отец, последний Мкртыч «треугольника».
Когда я узнал, что сносят кузницу, я бросился туда.
«Треугольник» захлестнули стальным тросом, бульдозер зарычал, набычился и потянул. Старый «треугольник» затрещал, попытался сопротивляться и, чувствуя, что силенок не хватает, смирно рухнул. Если от других разрушенных домов пыль поднималась белая как мука, то от кузницы поднялась черная и долго стояла над развалинами.
А мне все чудилось, что вот сейчас пыль осядет, и я снова увижу «треугольник» Мкртычей…
На краю города пробасил заводской гудок, и мне показалось, что громадина из бетона и железа снимает шляпу в память нашего «треугольника».