Даня поежился от холода начинающейся ночи и решительно толкнул дверь бара. В зале было немноголюдно, но очень накурено. Кивнув официантке, Даня прошел к столику рядом с дальней стеной и устроился на дешевом пластиковом стуле.
Почему ему кажется, что он стоит на перекрестке? Или нет. На краю пропасти. И что та уже давно ждет его, и нет никаких сомнений, что он упадет. Официантка поставила перед ним чистейшее виски, и Даня сделал большой глоток. Жидкость обожгла внутренности, но даже спустя десять минут после того, как он прикончил виски, желаемого облегчения не наступило. Он был трезв, как стеклышко. Только стало еще больнее…
Спать хотелось невыносимо. И даже утренний холод ничуть не бодрил. Даня всю ночь просидел в том баре, раз за разом прокручивая в голове все, что произошло с ним за последние месяцы. Но ничего, кроме глухого отчаяния и почти детской обиды вспомнить не смог. И сейчас возвращался домой с тяжелым сердцем. А вдруг Саша решил уехать или снова переехал в ту маленькую комнату, в которой жил в самом начале?
Входная дверь была не заперта, и сердце Дани заколотилось где-то в горле. Он отлично помнил, что закрывал ее, когда уходил. И еще слишком рано, чтобы Саша ушел на работу. Что случилось?!
Забыв об элементарной осторожности, Даня толкнул дверь. Влетел в квартиру и заметался по комнатам. А потом застыл на пороге кухни. Запах лекарств, сигаретный дым и… отец. При появлении Дани он встал с кухонной табуретки, на которой сидел, глядя в окно, и медленно развернулся. Сердце Дани дернулось. Лицо отца, пепельно-серое, не выражало почти ничего. Только глаза… А потом он подошел к Дане и с силой, не щадя ударил по щеке. Голова мотнулась в сторону, боль полоснула по телу. Рука Дани взметнулась, ладонь накрыла горящую кожу.
- Как ты посмел оставить его одного?! – отец говорил спокойно и ровно, но Дане казалось, что он рычит. – Как посмел забрать его, если не можешь о нем позаботиться?!
Даня сглотнул скопившуюся во рту кровь из прикушенной щеки, и медленно развернулся. Он боялся. До крика боялся за Сашу.
- Где он? – голос срывался, но ему было плевать.
- В больнице, - отец сжал пальцы в кулак и отошел, словно боялся опять сорваться.
- Как?! – от шока глаза Дани стали просто огромными.
- Он боится темноты, боится оставаться один по ночам, - отец усталым, отчаянным жестом потер глаза. – Страх такой сильный, что может довести его до срыва. Не знаю, где ты шлялся, но ночью у вас выключили электричество. И он остался в темноте. Один. Я не знаю, сколько он провел времени, сходя с ума от страха, но когда я приехал после того, как он мне позвонил, Саша даже не смог открыть мне дверь. Пришлось будить соседей и просить разрешения перелезть через их балкон.
Перед глазами забывшего, как дышать Дани встала картинка, а в ушах зазвучал голос Саши: «Мне страшно. Мне так страшно». Белое лицо, горящие глаза и умоляющий шепот. И отец тогда… Боже, так вот почему отец тогда так среагировал, когда Саша сказал, что ночью ему стало страшно! Одна мозаика сложилась с тихим щелчком, но вместо облегчения, на Даню накатили вина и страх. Но он подумает об этом позже.
- Куда его увезли? - он убрал руку от лица, и отец, который никогда до этого даже пальцем к нему не прикасался в воспитательных целях, отвел взгляд.
- Я как раз собираюсь к нему.
- Я… могу поехать с тобой? – Даня был уверен, что отец ему откажет, но не спросить не мог. Но тот, к его удивлению, лишь кивнул и вышел из квартиры, бросив напоследок:
- Ждать не буду.
И Даня заметался по комнатам, лихорадочно прикидывая, что может понадобиться Сашке. В сумку полетели смена белья, апельсины из холодильника, туалетные принадлежности, какая-то недочитанная книга… Сумку он застегивал уже на ходу.
Но машину повел он. Ему хватило одного взгляда на серое, разом постаревшее лицо отца, чтобы твердо и даже грубо заявить, что за руль сядет сам. Отец, не сказав ни слова, кивнул. Всю дорогу они молчали. Даня смотрел только на дорогу и проклинал себя. Распустил сопли, пытался напиться в баре, в то время, как Сашка сходил с ума от страха в темноте и одиночестве. Но почему он не позвонил?! Почему позвонил отцу, а не ему?! Неужели… Неужели и правда?.. Даня стиснул пальцы на руле и резко крутанул его в бок, поворачивая. Отец слабо охнул, и Даня тут же сбавил скорость.
- Извини, - тихо произнес он, а потом аккуратно припарковался на стоянке перед больницей.
В белых коридорах было тихо. И слишком светло. Белый цвет стен и потолка резал глаза, рождая ощущение огромной палаты, обитой белыми матрасами, как показывают в дешевых фильмах ужасов. Даня тряхнул головой, избавляясь от мерзкого ощущения. Отец покосился на него, но ничего не сказал. Они прошли несколько таких коридоров прежде, чем оказались перед дверью в Сашину палату. Даня вошел вслед за отцом с бешено бьющимся сердцем. Которое тут же замерло, как только он увидел лежащую на постели фигуру и пустые глаза, смотрящие в никуда.
- Саш… - тихо позвал Даня, искренне надеясь, что тот отзовется. Но Саша даже не шевельнулся. Зато отец…
- Я забираю его, - глухо произнес он, глядя на Сашу больными глазами. Даня вскинулся, но отец оборвал его: - Это не обсуждается. Ты не в состоянии позаботиться о нем, - он повернулся к вошедшему в палату врачу. – Я могу забрать его сегодня?
Тот неуверенно пожал плечами:
- Вообще-то, ему бы стоило побыть под наблюдением здесь еще пару дней, но, думаю, домашняя обстановка пойдет на пользу.
- Хорошо, - отец кивнул. – В таком случае, я забираю его.
- Я велю подготовить бумаги и выписку. Пожалуйста, отнеситесь внимательно к рекомендациям.
- Да, конечно, - отец пожал врачу руку и тот вышел. Для них обоих Даня словно и не существовал. А он… растерялся. Медленно перевел испуганный, отчаянный взгляд на Сашу, но тот, похоже, не видел и не слышал ничего. Даня стиснул зубы и, развернувшись на каблуках, вышел из палаты. Пронесся по коридору и остановился на крыльце, пытаясь справиться с собой. Он… виноват. И сейчас не имеет права перечить отцу и требовать Сашу обратно. Он… не был рядом, когда был так нужен. Да, сам во всем виноват.
Снова.
***
Бессонные, муторные ночи, наполненные бестолковой суетой дни… Даня метался по друзьям, клубам, дискотекам, но даже его любимые танцы не спасали. Он забывался лишь на несколько часов. А потом возвращался домой и начинал сходить с ума. Потому что в шкафу висела Сашина одежда, им пахла постель. На всех предметах лежал отпечаток его присутствия. Но его самого не было. И Даня ложился в кровать, обнимал подушку, утыкался в нее лицом и кусал губы, давя внутри слезы и повторяя про себя: «Мужчины не плачут. Не плачут». Но глупому сердцу было плевать на то, что делают или не делают мужчины. Ему было плохо. И оно плакало. Перед рассветом Даня забывался тяжелым, тревожным сном, потом вставал с гудящей, как колокол головой и красными глазами. А сегодня… Он так и не смог уснуть.
Даня в последний раз плеснул на лицо и потянулся за полотенцем. Не глядя на себя в зеркало, вышел из ванной комнаты и, как был в одном белье, принялся за сборы. Он вытащил сумку, с которой пришел Саша и начал складывать его вещи. ВСЕ вещи. Саша все равно больше никогда не вернется. А там… Они ему нужны. Наверное. Хотя его любимый Андрей наверняка позаботился о том, чтобы его любовник ни в чем не нуждался. Но оставлять их у себя Даня больше не в состоянии. Иначе он сойдет с ума. А выкинуть… Их касался его любимый, все еще любимый.