Даня медленно поднял ресницы, с отчаянием понимая, что самовнушение будет работать только вдали от Саши. А рядом с ним просто разлетится к чертям. И нельзя выдать себя. Нельзя, чтобы отец догадался о том, что его сын неровно дышит к его любовнику. Это будет пыткой. И до конца каникул почти месяц. Месяц рядом с ними, запертый на этом чертовом острове! Даня повернулся на бок, сворачиваясь клубочком. Он не сможет, не выдержит. Выдаст себя чем-нибудь. Можно, конечно, попытаться игнорировать, избегать, но дом слишком мал для этого, а сутками в Интернете висеть не будешь. Можно, конечно, попробовать взяться за учебу и подтянуть некоторые предметы, благо, что конспекты и пару учебников он прихватил с собой. Можно попытаться протянуть время до отъезда. О том, чтобы попробовать уехать раньше, он даже не думал: на обратную дорогу билеты они еще не взяли, а у него самого таких денег нет. А просить у отца… Он не сможет ему соврать, а говорить правду нельзя. Придется потерпеть.
Приняв решение, Даня тяжело поднялся, стряхнул песчинки и пошел обратно к машине. Домой. В душ и спать.
Но стоило ему подняться на этаж, как все планы и мысли вылетели из головы, когда ему показалось, что он услышал… Приглушенный стон. И еще один. Даня застыл в нелепой позе рядом с дверью в отцовскую спальню, а потом медленно повернулся к ней лицом. Когда до него донесся еще один стон, дыхание перехватило, и сердце забилось где-то в горле. Нет, не показалось… Отец и Саша… Даня стиснул зубы и сжал пальцы в кулак, остатками сознания уговаривая себя уйти. Отлипнуть, оторвать ноги от пола и уйти подальше, чтобы не слышать и не видеть. Не видеть?! Даня вскинул голову, глядя горящими глазами прямо перед собой. Шальная, безумная мысль мгновенно превратила мозг в лужу. И Даня шагнул к двери. Взялся за ручку и потянул ее на себя, открыв дверь всего на пару сантиметров. Глаза сами нашли постель, а рука взлетела, накрывая рот, чтобы удержать рванувшийся на волю выдох. Они…
Отец прижимал Сашу к кровати всем телом, его пальцы стискивали тонкие запястья, он двигался резко, размеренно и буквально осыпал точечными, сильными поцелуями его лицо, шею, плечи. А Саша подавался навстречу каждому движению, жадно ловя его губы своими, стонал, иногда коротко вскрикивал, что-то шептал, умолял. Голова моталась по подушке, волосы потемнели от влаги и спутались. Они были по пояс укрыты тонкой простыней, но даже так было видно, как сильно стискивали талию мужчины ноги Саши, как вскидывался он ему навстречу.
- Еще… Пожалуйста, еще… - распухшие, искусанные и красные губы Саши были приоткрыты, срывающиеся с них стоны и мольбы заставляли Даню дрожать от прокатывающегося по телу дикого, мутящего рассудок возбуждения. – О… Да-а-а-а…
Даня сглотнул, тряхнул волосами и вдруг… Словно услышав его, Саша повернулся. Резко, быстро. К его шее тут же прижались чужие губы и смотрящие, как показалось Дане, прямо на него полные сладострастного тумана глаза на секунду закрылись от удовольствия. А потом слипшиеся ресницы снова поднялись. Взгляд… Яростный, страстный, насмешливый… Он убивал. Безжалостно рвал сердце Дани и его душу. И пусть рассудок пытался доказать, что Саша не может его видеть, Даня ЗНАЛ – Саша смотрит на него. Этот взгляд сумасшедших глаз он чувствовал каждым волоском, каждым вопящим и искрящимся нервом.
А потом… Ритм движений изменился. Стал слишком быстрым, рваным. Поцелуи стали жадными, требовательными, и Саша отвернулся от двери, явно забывая обо всем, кроме удовольствия, которое так явно было написано на его искаженном лице. Пара сильных, глубоких толчков, и он вскрикнул, выгнулся в дугу так, что поднял прижимающегося к нему любовника, забился, задрожал, отчаянно выстанывая его имя, а потом обмяк, забрызгав живот и грудь жемчужными каплями. От низкого, грудного стона отца Даня отшатнулся. Со всего маха ударился спиной о противоположную стену, дернулся в сторону своей комнаты, а потом резко развернулся на пятках и ринулся прочь из дома.
Он бежал и бежал по пляжу, увязая в песке. Падал, поднимался и снова бежал. Сердце разрывало грудную клетку, в голове стучали молоточки. Вперед, вперед… Прочь, не видеть, не слышать… Не знать.
Он снова упал. Но больше не делал попыток подняться. Только сжался комочком, подтянув колени к груди. Больно… Господи, почему так больно?! В ушах все еще звучали стоны, а перед глазами… Даня зарычал и снова вскочил на ноги. Кинул взгляд на океан и начал судорожно раздеваться. Скинул все вплоть до белья и так, абсолютно обнаженный бросился в волны. Уже успевшая остыть вода обожгла тело, и Даня невольно зашипел, но стало легче: возбуждение начало стремительно спадать, да и жар уходил, прояснялась голова. Но уставший от всех событий слишком долгого дня рассудок отказывался работать и анализировать произошедшее, чему Даня был несказанно рад. Хватит того, что его рвут на части ревность и вина.
Даня вышел из воды только, когда замерз до «гусиной кожи». Ступил на песок и застыл, подставляя обнаженное тело лунному свету и легкому бризу, закрыв глаза и подняв голову к небу. Воздух почему-то казался таким теплым… Мягким, убаюкивающим. Ручейки с волос щекотали кожу спины, плеч и груди. Он чувствовал, как капельки воды собираются во впадинках тела, рисуют узоры, стекая вниз, а потом высыхают. Раненное сердце успокаивалось, пытаясь затянуть разрывы, душа, сломленная красотой ночи и лаской ветра, замерла. И сразу потянуло в сон. Даня с неохотой, медленно, чтобы не растревожить все снова, начал собираться. Натянул белье и, закинув все остальное на плечо, направился в сторону дома, уверенный, что спокойно уснет и будет спать без сновидений.
***
Утро выдалось ненастным. Дане сначала даже показалось, что он вернулся в слякотную Москву, когда, проснувшись, увидел за окном не яркое голубое небо, а свинцовые тучи, которыми ветер играл, как с бумажными самолетиками. Даня невольно поежился, а потом заставил себя встать. Открыл дверь на балкон и пошатнулся под резким порывом ветра, который чуть не сбил его с ног. Даня нахмурился, глядя на качающиеся пальмы. Как странно… Похоже, будет настоящий шторм, хотя ночью его ничего не предвещало. Все было так тихо и благостно, а сейчас океанские волны разбивались о берег с грохотом. И вода потемнела. Стараясь не думать о том, что в случае по-настоящему серьезного шторма, у них могут быть проблемы, Даня наскоро умылся и спустился на первый этаж. Мама, похоже, уже закончила завтракать и устроилась в маленькой гостиной с каким-то дамским романом. Даня тихо поздоровался с ней, получил наигранно-вымученную улыбку и прошел дальше в столовую. Отец был там и просматривал утренние сводки, попивая кофе.
- Доброе утро, - поздоровался Даня, стараясь не смотреть ему в глаза и сел за стол.
- Привет, - отец кинул на него быстрый взгляд, а потом снова вернулся к новостям.
Даня быстро расправился со своим завтраком, то и дело поглядывая на дверь. Но Саша не появлялся, и Даня наконец не выдержал:
- Пап, а где Саша?
- Он захотел поплавать и ушел рано утром, - не отрывая глаз от бумаги, ответил отец. Даня тут же нахмурился. Поплавать? В такую погоду?!
- Пап, там шторм начинается, - осторожно произнес Даня, надеясь, что такая забота не заставит отца что-то заподозрить.
- Шторм? – отец отложил сводки и повернулся к окну.
- Да. И сильный.
- Он ушел давно, - тихо, скорее сам себе прошептал отец, и на его лицо легла почти черная тень. Со стороны казалось, что это было всего лишь беспокойство, но Даня слишком хорошо видел в родных глазах настоящий страх. – Я схожу за ним. Он не должен далеко уйти.