Угол второй
Любуйтесь мной, любите меня
Тьмы низких истин нам дороже
нас возвышающий обман.
Внимание окружающих — то, без чего они не могут жить. Их называют истероидами. Восхищение, удивление, почитание, сочувствие, забота, зависть, ненависть (но только не безразличие!) — внешние токи, которые подзаряжают истероида, выводят в высшую точку, апогей счастливого мироощущения.
Каждый поступок, каждое движение рассчитаны на зрителя, на эффект. Постоянная настроенность на улавливание малейших знаков внимания к себе — локация взглядов, жестов, мимики окружающих людей — развивает в астероидах потрясающую способность к интуитивному пониманию чужих эмоциональных движений, их имитации, способность, что называется, влезть человеку в душу, сонастраиваясь с его переживаниями. При первом знакомстве многие из них кажутся обворожительными: подкупают детски простодушной непосредственностью, а отсутствие у них прочных убеждений делает их «удобными» в общении, обусловливает легкую уступчивость в вопросах принципиальных. При этом они настолько глубоко самовнушаемы, настолько вживаются в образ, что внешняя маска становится на время в буквальном смысле их плотью, срастается с внутренними ощущениями, всем их состоянием, переживается физиологически вплоть до способности произвольно вызвать следы ожога на коже, представив себя Жанной д’Арк. Вновь обратимся к Ганнушкину. Он пишет: «Таковы многочисленные аферисты, выдающие себя за путешествующих инкогнито значительных людей, таковы шарлатаны, присваивающие себе звания врачей, инженеров и пр. и часто успевающие на некоторое время держать окружающих под гипнозом своего обмана, таковы шулеры и подделыватели документов, таковы, наконец, даже многие мелкие уличные жулики, выманивающие у доверчивых людей деньги рассказами о случившемся с ними несчастии, обещаниями при помощи знакомств оказать какую-нибудь важную услугу и пр., и пр. Их самообладание при этом бывает часто поразительным: они лгут так самоуверенно, не смущаясь ничем, так легко вывертываются, даже когда их припирают к стенке, что невольно вызывают восхищение. Многие не унывают и будучи пойманы. Крепелин рассказывает об одном таком мошеннике, который лежал в клинике на испытании и, возвращаясь по окончании срока последнего в тюрьму, так импонировал своим гордым барским видом присланному за ним для сопровождения его полицейскому, что заставил последнего услужливо нести свои вещи».
Не имея собственного лица, но обладая даром перевоплощения, они верят в то, что сами же придумывают по ходу играемой роли. Прирожденные лицедеи, артисты? И да и нет. Зачастую их выдает переигрывание, «ходульность», «театральность» — то, за что К. Леонгард назвал этот тип людей «демонстративной личностью». Они всегда хотят казаться больше, чем на самом деле есть (так говорил о них Ясперс). Казаться — но не быть. Они испытывают отвращение к длительному усилию, к черновой подготовительной работе, к монотонии одной и той же роли.
Они живут в атмосфере лжи, искажения реальных отношений. Все, что не укладывается в уютное ложе удобного им вымысла, подлежит отрицанию. Нарочитость, выдуманность своего образа и образа окружающего мира — детская форма выгодного толкования событий, защита от психических травм. «Внешний, реальный мир для человека с истерической психикой приобретает своеобразные, причудливые очертания; объективный критерий для него утрачен, и это часто дает повод окружающим обвинять истеричного в лучшем случае во лжи и притворстве. Границ, которые устанавливаются для человека с нормальной психикой пространством, с одной стороны, и временем, с другой, не существует для истеричного; он не связан ими. То, что было вчера или нынче, может казаться ему бывшим десять лет назад и наоборот. И не только относительно внешнего мира осведомлен неправильно истеричный; точно так же осведомлен он относительно всех тех процессов, которые происходят в его собственном организме, в его собственной психике. В то время, как одни из его переживаний совершенно ускользают от него самого, другие, напротив, оцениваются чрезвычайно тонко. Благодаря яркости одних образов и представлений и бледности других, человек с истерическим складом психики сплошь и рядом не делает разницы, или, вернее говоря, не в состоянии сделать таковой между фантазией и действительностью, между виденным и только что пришедшим ему в голову, между имевшим место наяву и виденным во сне; некоторые мысленные образы настолько ярки, что превращаются в ощущения, другие же, напротив, только с большим трудом возникают в сознании». Я с особенным удовольствием цитирую Петра Борисовича Ганнушкина, выдающегося советского психиатра. Например, только что в удивительно емких, точных словах им описан знаменитый механизм психического процесса вытеснения в варианте, когда желание сильнее запрета. Ганнушкин велик тем, что первым вычленил из психической патологии пограничные характеры, расширив тем самым границы нормы: «…между психопатическими особенностями и соответствующими им „простыми человеческими недостатками“ разница большей частью только количественная, а не качественная, так называемые „нормальные характеры“ (если только таковые существуют) без всяких границ переходят в патологические… На самом деле чистые формы психопатий в том виде, как их принято описывать, встречаются редко…» В дальнейшем К. Леонгард назвал пограничные характеры акцентуированными. В этой связи определение «истероид» в отличие от «истерика» подчеркивает, что речь идет не о клиническом случае, не о болезни, а о характере.