В радости ты добр, отзывчив, терпим, готов понять, оправдать, простить. С тобой происходит то же, что с человеком, осознавшим, что он любит и любим. Ну, например, как с героиней повести Е. Катасоновой «Бабий век».
«— Сергей Сергеевич, миленький!
Даша переполняется горячей к нему жалостью: вот он какой — некрасивый, всегда обиженный, дела не знает и жить ему скучно… Ну что она с ним в самом деле сражается? Он, конечно, зануда, так ведь его тем более жаль. Убогий, узенький образ жизни: кафедра, дом, он с женой — в гости, гости с женами — к нему с женой, иногда в кино, каждый вечер как обязательная трудовая повинность — телевизор… Все мелкое покинуло ее навсегда, все пустое отошло в сторону. Она всех любит, всем хочет добра. Пусть людям будет так же хорошо, как ей! …Даша любит сейчас весь мир, даже Васина — в третий раз придет сегодня сдавать свой длиннющий „хвост“. Зачем она мучит его, зачем гоняет? Вдруг он влюблен и не может, ну просто не может учить, не может есть-пить, не в состоянии спать, вот как она сегодня?»
В чем специфика доброты гнпертимика? Прежде всего в том, что он не завистник, не догматик, не мститель — он попросту не может застрять, зафиксироваться на чем-то одном. И нераздражителен — поскольку щит хорошего настроения (плюс сильная нервная система) пробить трудно. Но если вы надоели ему и проявляете назойливость, он, как угорь, выскользнет из ваших рук, не схватите. А если вы пойдете против его желаний, всегда сильных, горячих, нетерпимых, то подвергнетесь всесокрушающей атаке.
Мягкое, ровное сияние исходит от гипертимика умеренной возбудимости. Его доброта уютна, вселяет покой. Он — как горьковский Лука. Ретивый же гипертимик (высокий уровень возбуждения) — соблазнитель, «Люцифер», его тянет на запретное (и с собой за компанию он потянет и вас), его добрыми намерениями вымощена дорога в ад.
Преимущественное пребывание в гипоманиакальном состоянии, в положительно эмоциональном тонусе формирует и соответствующие свойства характера. Так, радость — мать оптимизма, беззаботности, уверенности; двигательное возбуждение порождает стремление действовать, инициативность, общительность (социальную экстраверсию), импульсивность может стать основой нетерпимости к ограничению свободы (вплоть до анархичности) и непродуманности поступков (вплоть до авантюристичности).
Какую же судьбу предопределяет такой характер? Обратимся к авторитетному мнению Петра Борисовича Ганнушкина, имя которого навечно вписано в историю медицины.
«В более резко выраженных случаях мы встречаемся уже с несомненными психопатическими особенностями, кладущими определенный отпечаток на весь жизненный путь таких людей. Уже в школе они обращают на себя внимание тем, что, обладая в общем хорошими способностями, учатся обыкновенно плохо… Кроме того, они легко распускаются и выходят из повиновения, делаясь вожаками товарищей во всех коллективных шалостях… С большим трудом переносят они при своих наклонностях и военную службу, часто нарушая дисциплину и подвергаясь всевозможным взысканиям. Рано пробуждающееся интенсивное половое влечение ведет за собой многочисленные эротические эксцессы, которые непоправимо калечат их физическое здоровье. Часто подобного рода пациенты оказываются, кроме того, малоустойчивыми по отношению к употреблению алкоголя… При всем том они вовсе не часто опускаются на дно: предприимчивые и находчивые, такие субъекты обыкновенно выпутываются из самых затруднительных положений, проявляя при этом поистине изумительную ловкость и изворотливость. И в зрелые годы их жизненный путь не идет прямой линией, а все время совершает большие зигзаги от крутых подъемов до молниеносных падений. Многие из них знают чрезвычайно большие достижения и удачи: остроумные изобретатели, удачливые политики, ловкие аферисты, они иногда шутя взбираются на самую вершину общественной лестницы, но редко долго на ней удерживаются — для этого у них не хватает серьезности и постоянства».
Вот один из примеров на тему взлетов-падений, заимствованный у писателя А. Азольского. «О Стригункове… В четыре года писал и читал (в семье — ни одного грамотного), за что ни возьмется — освоит немедленно. Родители умерли спокойно, знали, что единственный сын не пропадет. А он мастерил в детдоме приемники, ловил Европу, досаждал учителям и научился чисто говорить на трех языках. Вот только служба морская не пошла. Кончил училище — назначили командиром „морского охотника“, вылетел с треском, поволок, пропившись, именные часы на таллиннский рынок (их подарили ему „за лучший выход в атаку на подводную лодку“). Суд чести — и вон с флота. Пришел в НИИ старшим техником, стал инженером второго отдела, потом скакнул в отдел научно-технической информации — начальником: пригодились языки. И опять — водка. Покатился вниз. Был даже одно время и диспетчером… Три месяца не мог он найти работу». Потом на стройке носил ведро с раствором, через две недели был уже электриком там же. «Еще через месяц — прорабом… вскоре появилась вывеска: строительство ведет такое-то СМУ, ответственный — старший прораб Стригунков М. А. Вывеска продержалась недолго. Ответственный прораб очутился в котельной соседнего дома, специалист по глубинному бомбометанию шуровал кочергой… И вот — агент по снабжению ныне, попыхивает сигареткой в кабинете директора».