И под подписью были наши фотографии, фотографии, которые я узнала, как те, которые Истон разместил в социальных сетях, только увеличенные и сделанные крупным планом.
Тихий сдавленный звук вырвался из моего горла, когда я почувствовала, что взгляды обратились к нам.
Я продолжала читать. Не могла остановиться. Я была приклеена к своему месту, не в силах поднять голову, мои глаза отказывались перестать воспринимать строчку за строчкой, подвиги Истона и мое собственное одобрение его поведения. Все разрушения, оставленные после нас. Аресты, заявления о разводе, публичные ссоры.
— Как они... как они... — я задохнулась.
— Мои социальные сети, — сказал Истон, и его голос звучал ровно, лишенный эмоций. — Я разместил сообщения из каждого сообщества, в котором мы останавливались с того дня, как покинули Лос-Анджелес.
Я чувствовала оцепенение, растерянность, тошноту от горя, мой разум кружился от того, сколько труда ушло на составление подобного списка. Я чувствовала, что все взгляды устремлены на меня. Осуждение.
Самые нежелательные.
Самые нежелательные.
Самые нежелательные.
Часть информации была в основном точной, а часть — совершенно безосновательной. Не то чтобы это имело значение. Кто бы это ни сделал, он потратил много времени и усилий, связываясь с городками, где мы были, от Калифорнии до Мэна.
Почему?
«Я был сосредоточен на мести.»
«Месть?»
«Да. Что плохого в том, чтобы отомстить, когда тебе причинили зло?»
Недавно сформированный комитет по связям с общественностью совместно с полицейским управлением Пелиона...
Он это сделал.
Трэвис сделал это.
Я почувствовала жар, головокружение. Усилился шепот людей. Я услышала свое имя и тон этого человека, полный презрения.
— Ну, они не похожи на людей, которых мы хотели бы видеть здесь постоянно, — сказал кто-то.
— Это кажется немного подлым, — ответил кто-то другой. — Но я согласен.
— Вы можете себе представить, какие проблемы они могут вызвать? — спросил кто-то другой. — Похоже, они уже начались.
— Какая грязь.
Я осмелилась взглянуть на Истона и увидела, что его взгляд сосредоточен на капитане пожарной части, который, склонив голову, читал бумагу, описывающую все грехи Истона. Взгляд моего брата опустился. Я уже видела это выражение раньше. Когда он сидел на тротуаре, двумя пальцами сжимая запястье нашей матери.
Это убивало его. И я наблюдала, как медленно умирает его душа. Снова.
Мой взгляд метнулся к ошеломленному лицу Трэвиса, и он, казалось, внезапно вспомнил, как двигаться, бросил оставшиеся листовки и двинулся ко мне.
Беги.
Только я, похоже, не могла этого сделать.
— Хейвен, — сказал он, его голос был почти шепотом, как будто ему было трудно дышать. — Я не знал, что ты будешь здесь.
— Да, очевидно, не знал, — сказала я, и мой голос прозвучал глухо и безжизненно даже для моих собственных ушей. Я подняла листовку дрожащей рукой. — Это ты сделал?
Он сглотнул, его глаза на мгновение закрылись.
— Я... нет. Я не печатал эту листовку, но это моя вина. Я попросил своего рекрута присмотреться к Истону. — Он взглянул на моего брата, затем отвел взгляд. — Я беру на себя ответственность за это. Но я не думал... — он резко выдохнул, проводя рукой по волосам, когда мое сердце медленно сжалось.
— Твоя... месть, — сказала я.
Его плечи опустились, и он умоляюще посмотрел на меня.
— Да. Моя месть.
Голоса начали повышаться по мере того, как все больше людей сплетничали о том, что они прочитали. Это выглядело плохо. Это выглядело ужасно. Я бы тоже на их месте не хотела, чтобы мы были частью этого идеального сообщества.
«Какая грязь».
Так и было. Мы были грязью, а в этом флаере не было даже и половины подробностей.
Истон сделал ужасный выбор. В моей руке был зажат список. Но я протащила его через всю страну из-за моих проблем, и он действовал так из-за этого. Я была эгоистична и легкомысленна. Ему нужно было остаться дома и выздоравливать, оставаться с людьми и привычными для него вещами, а я не позволила ему. Я была той, кто оставил за собой след из обломков на нашем пути. Я.
Трэвис протянул руку.
— Хейвен, пожалуйста, — сказал он, — Позволь мне все исправить. Мне так жаль.
Сквозь шум можно было расслышать громкое жужжание самолета, пролетающего низко над головой.
— Это тянущийся баннер, — послышался голос кого-то у окна.
Глаза Трэвиса расширились.
— О Боже милостивый, нет, — выдохнул он.
— Это реклама уроков парасейлинга в Каллиопе, — ответил другой человек, отворачиваясь от окна к более интересной драме, разворачивающейся перед переполненным залом. Глаза Трэвиса на мгновение закрылись, его плечи опустились, и он глубоко вздохнул, явно испытывая облегчение от чего-то.
Самые нежелательные.
Трэвис посмотрел на Истона, а затем снова на меня.
— Позволь мне объяснить это, — сказал он.
Мой взгляд медленно скользил по комнате, люди казались размытыми, боль была серым пульсирующим туманом перед моими глазами. Возможно, Трэвис не хотел, чтобы это произошло, или, возможно, не до такой степени, или не таким образом, но, тем не менее, он приложил к этому руку, и теперь ущерб был нанесен.
«Дай нам шанс, Хейвен».
Его слова, они были ложью.
И мне лгали снова и снова, и все же я продолжала надеяться.
«Я чиста».
«Я больше никогда не буду принимать наркотики».
«Я не буду тратить деньги на покупки наркотиков».
И худшая ложь из всех: «На этот раз я буду там».
Все эти старые раны широко открылись, и я истекала кровью. Он сказал, что я ему небезразлична, но позволил этому случиться. Так или иначе.
— Поздравляю, — сказал Истон, его голос все еще был тусклым, губы невесело изогнулись. — Ты осуществил идеальную месть. Ты подождал и нанес удар. — Он протянул руку. — Блестящая стратегия. Победа за тобой.
Губы Трэвиса сжались, а челюсть задергалась, как будто он сжимал ее снова и снова. Он посмотрел вниз на руку Истона, но не взял ее.
— Все не так, как кажется...
— Это не имеет значения, — сказала я, вздернув подбородок. Я почувствовала, как рыдание подступает к моему горлу, но не могла заплакать перед этими людьми. Я не могла. — Не было необходимости делать листовки, чтобы избавиться от нас, — сказала я толпе в целом. — Мне жаль, что вы зря потратили чернила. И время на исследования. Мы все равно не собирались оставаться. Пошли. — Я потянулась к руке Истона, все еще поднятой в воздухе и дернула его за рукав.
Истон колебался всего мгновение, прежде чем взять меня за руку. Мы повернулись как раз в тот момент, когда Трэвис потянулся ко мне, но я уклонилась от него, идя на ногах, которые казались резиновыми, мое глубокое смущение заставляло мои мышцы подергиваться.