– Как?!? Вот тебе и умный дом! Вот тебе и сенсоры! Вот тебе и датчики!. Вот тебе и инфракрасное излучение!.. – выкрикивая известные ему научные слова, Сидяков торопливо одевался.
– А кто, по-твоему, их отследил?! – Наташа даже не пыталась одеться, а влезла в сидяковский халат.
– А кто их через забор на территорию пропустил? Куда камеры слежения смотрели?!.
– Откуда я знаю? Я их, что ли, ставила?..
Сидяков выскочил в холл очень вовремя – со двора туда вбегали рослые парни в камуфле и рассредотачивались по дому таким образом, словно собирались держать круговую оборону. Одновременно появился возмущенный секретарь.
– Бомануар! Бомануар! – вопил он. – Куда?!.
Поняв, что с французом неладно, Наташа первая кинулась в гостевые апартаменты, остальные – за ней. Окно спальни было разбито, Бомануар исчез.
– Ну ни хрена себе! – изумился командир дежурной бригады. – Выкрали! Тебе, хозяин, кто всю эту дребедень ставил? Весь дом в датчиках, а человека выкрали!
Сидяков схватился за голову.
– А все ты, все ты!.. – взвизгнул он, обращаясь к Наташе. – Теперь всю жизнь не расхлебаем!
Сад осветился ярче, чем от солнца в полдень, – ребята включили прожекторы на крыше и носились по дорожкам в поисках следов. Секретарь побежал к ним – задавать вопросы по-французски.
– А мы что стоим? – возмутился Сидяков. – Пошли! Пусть этот козел видит, что мы тоже помогаем!
Сад был художественно поделен на участки – зона отдыха у фонтана, зона отдыха с беседкой, площадка для шашлыков и еще какие-то, куда с самого новоселья не ступала нога человека. Сообразив, что диверсантки могли пробраться на территорию, прыгнув с забора на крышу искусственного грота (подвиг для Тарзана, но другого способа миновать полосу датчиков как будто не было), Наташа побежала туда. Вдруг гуляющий луч высветил лежащий на песчаной дорожке большой клетчатый тапок.
– Сюда! – крикнула Наташа. – Ко мне!
Дикий, совершенно предсмертный вопль из грота был ей ответом.
Знаменитый француз сидел на корточках, забившись в угол между стенкой и каменной скамьей. Он левой рукой закрывал лицо, а правой отмахивался от Наташи. С большим трудом секретарь уговорил его выбраться наружу.
– Уф-ф! – сказал Сидяков. – Обошлось! Но какого черта он в сад через окно полез? Он что, не знал, что живет в интеллектуальном доме?
Бомануара всей командой повели обратно в особняк, усадили в холле, и успевшая одеться горничная принесла коньяк. Наташа включила комп и вывела на монитор программу звукового перевода. Конечно, в списке вопросов подходящего не нашлось – автор программы не думал, что пользователи будут по ночам прыгать из окон и под вой сирены носиться по саду, теряя тапки. Наконец француз понял, чего от него хотят.
Русский голос, говоривший от его имени, был скрипуч и сварлив.
– Я не хотел спать! Я хотел читать Расин! Я читал монолог… – тут голос замолчал, программа напоролась на незнакомое слово и выдала его на всякой случай с французским прононсом: – Британикюс!
– Чего? – не понял Сидяков.
– О-о! Жан Расин! Трагеди! Британикюс! – заголосил секретарь, увидел, что никто ничего не понял, сорвался и убежал. Вернулся он через несколько секунд, неся двумя руками, как святыню, маленький красный томик с золотым обрезом. Сидяков открыл, ничего не понял и передал книгу Наташе.
– Это же пьесы… – пробормотала она и вдруг воскликнула: – Он что – среди ночи репетировал?..
Артист и секретарь заговорили наперебой, страстно и отчаянно. Потом секретарь стал гонять на мониторе списки слов и вопросов, комбинируя фразы, и вот что получилось.
– Я не мог спать! Я был вдохновение, вдохновляемый, вдохновитель. Я читал монолог Британикюс. Я слышал носом. Сперва немного аромат, голова кружилась. Дыхания нет. Совсем нет. Я не хотел умирать!..
Остальное было понятно без слов – стоило перепуганному французу попасть в сад, как сенсоры тут же на него и отреагировали.
– Какого черта? – спросил Сидяков. – Неужели программа ароматерапии взбесилась?
Видя, что хозяин дома ничего не понял, Бомануар решил не рассказать, а сыграть этот печальный эпизод своей артистической жизни. Он схватил томик, открыл на нужной странице и заговорил, волнуясь все больше и больше, громыхая раскатами и струясь трелями царственного александрийского стиха. Уже и без перевода было ясно – француз сейчас влюблен и терзаем ужасными противоречиями, его душа рвется на клочки, его сердце пламенеет!
В холле отчетливо запахло чем-то приторным, запах делался все крепче… Причем вонь эта прекрасно была знакома Сидякову! Она оказывала успокоительное действие и применялась домом только дважды: один раз, когда Сидяков насмерть переругался с конкурентом и приехал ночевать в полуинфарктном состоянии, а другой – когда выяснилось, что бывшая жена подала-таки в суд, требуя половину имущества.
Сидяков отпихнул секретаря, решительно сел к компьютеру и блокировал ароматерапевтическую программу. Раз и навсегда!
– Хватит с меня чужого интеллекта! – рявкнул он. – Своего девать некуда!
– Саша, но ведь дом не виноват! Он просто хотел вылечить Бомануара от таланта… – потерянно сказала Наташа. – Саша, тут же все под тебя отрегулировано! А ты монологов из Расина не читаешь…
Говорят, Наташа уже не работает в Роскоминвестбанке. Говорят, уехала во Францию. Но то, что она влилась в ряды фан-клуба Ги, Луи, или как там его, Бомануара, – сущая ерунда. Просто она вышла замуж за секретаря и занимается связями знаменитого француза с общественностью. Особенно тщательно она относится к выбору гостиниц и частных домов, где Бомануару предстоит ночевать…