Ну, не беда! Девушка, наверное, хорошая!
Теперь, когда не надо было утешать жену, Муминов опять разволновался сам. Слишком уж многого ждали они от единственного сына. Сколько раз отец, встретив симпатичную, скромную и умную девушку, подумывал украдкой: «Вот бы нам невестка!..»
Э, вздор! Лишь бы ему пришлась по душе. А тогда и нам понравится.
Он не заметил, как смежило веки. Когда он вздрогнул и проснулся от чьего-то прикосновения, ему показалось, будто он вовсе не спал.
У изголовья увидел жену. На веранде горел свет.
— Что случилось?
— Там Усто приехал. Тебя ждет.
Только теперь Муминов заметил Усто Темирбека. Он сидел на краю супы, наклонив голову, ссутулившись. Тонкий халат обтягивал худые сильные плечи.
Чуть далее в теми стояла Муборак и смущенно перебирала кончики платка.
— Простите, Эрмат-ака! — Старик встал, как только Муминов приподнял голову. — Потревожили вас, но… Тут выяснилось такое!..
Пока Валиджан ехал в машине, язык у него еще кое-как ворочался. Но едва Усто перетащил его к себе домой, Валиджан вконец обмяк. Наказав жене присматривать за ним, Усто вышел на улицу — решил расспросить Тильхата. Но уже по дороге в правление колхоза вспомнил: ведь он так и не навестил Огулай, мать горемыки Набиджана. Никак нельзя было не заглянуть к ней, не утешить в скорбный час. А с наркоманом успеется.
Усто давно знал эту скромную женщину. Вся ее жизнь прошла в труде. Муж погиб на фронте, в первый же год войны. Огулай осталась с двумя малолетками. Счастья не видела, замуж больше не вышла. И только теперь, казалось, пришло утешение: вырастила сыновей, одного женила, другого собиралась послать учиться. И вдруг такое несчастье!.. Усто с глубоким уважением относился к Огулай за ее верность погибшему мужу, преданность детям. Он всегда, чем мог, помогал ей, а если и нечем было — заходил, подбадривал советом, теплым словом.
Но тут Усто с неделю не мог навестить Огулай. И она, верно, подумала: все от нее отвернулись.
Он приоткрыл калитку, спросил:
— Можно?
Огулай на супе разделывала кусочек мяса. От вол-пения она не могла ответить — бросила все, платком закрыла лицо и заплакала.
Усто вошел во двор. У него тоже комок подступил к горлу.
— Не вставай ты, ради бога! — замахал он руками на хозяйку, когда та попыталась подняться.
Несколько минут сидели молча. Огулай все всхлипывала, узкие плечи вздрагивали. Наконец она вытерла глаза кончиком платка, собралась встать.
— Сиди, сиди! — сказал Усто. — Не беспокойся ни о чем. Лучше скажи, как здоровье?
— Здоровье… Спасибо…
Теперь Усто разглядел ее лицо: с давними следами оспы, оно совсем исхудало, вытянулось.
— Ну, я все слышал, — глухо проговорил Усто, отводя глаза. — Тебе-то всех тяжелее…
— Ой, что там я! Старая, даже богу не нужна. Набиджану моему — вот кому горе, уважаемый Усто!..
— Погоди. Ведь с ним ошибка. А для ошибки и в законе есть послабление…
Он не закончил. Огулай снова прижала к глазам платок, ссутулилась.
— Ох, не знаю! Ведь говорят, — она помедлила и добавила почти шепотом: — будто расстреляют его!..
— Что?! — ; Усто вздрогнул. — Кто это болтает?
— Кто же… Родственники наши. Они сюда в первую же ночь собрались. Пришли утешить меня… Но, правду сказать, с той ночи я не знаю покоя. Не выходит из головы это слово, дорогой Усто. Ни днем ни ночью!..
Усто сидел будто оглушенный. Вот, оказывается, на что способна эта свора! Он хорошо знал их. Но дойти до такой жестокости! Даже о них нельзя было этого подумать. Он еще вчера начал кое о чем догадываться, помогла и встреча с Валиджаном. А теперь все ясно- Значит, они и Султана запугали и прибирают к рукам. Впрочем, что Султан! Но не пожалеть эту многострадальную женщину!
— Что они еще говорили?
— Разное говорили. — Огулай начала теребить кончики платка; — Обещали помогать, да вознаградит их бог!..
— Запугивать расстрелом сына — это их помощь?!
Огулай вздохнула, потупилась. Видно, тут ни о чем больше не было речи. Или, может, она не запомнила.
— А Султан где?
— Не знаю. Пришла с поля, его не было.
Она обернулась к дому, негромко позвала:
— Нурхон!
Невестка тотчас появилась в дверях. Завидев Усто, отступила назад, с почтением поклонилась ему.
— Нечего, нечего! — проворчал Усто. — Я, брат, не эмир бухарский…
Нурхон хихикнула, прикрыв рот. Старик понял: опять «брат»! Он улыбнулся, спросил: