А сегодня, не успела Апа вернуться из области, передали телеграмму за подписью Рахимджанова: Мутала вместе с Муминовым срочно вызывают в обком!
И потухшая было искра надежды снова вспыхнула в груди Палвана. Что ж, по сути дела, сейчас он, Палван, ведет игру. Только не сам он кидает козыри с уДалым кличем: «Гардкам!» — «Будь что будет!» Это за него делают другие. Значит, если проигрыш, то не с него спрос.
Равшан снял тюбетейку, погладил наполовину загорелый крутой лоб. Тут вдруг калитка распахнулась от удара кулаком, вошли, громко переговариваясь, Султан и Латиф. Похоже, они уже были под градусом. или привезенные Апой новости так взбудоражили их. Оба двигались расхлябанной походкой, у Султана были расстегнуты все пуговицы на вороте, виднелась загорелая грудь, тюбетейка надвинута на брови. У Латифа, наоборот, засаленная кепка едва держалась на затылке.
— Ого-го-о!.. — загоготал Латиф. — Мы ночей не спим, стараемся, а раис-ака полеживает на подушках! Как это расценить?
И оба залились хохотом. Равшан нахмурился, хоть и был доволен, что они пришли.
— Глупец! Садись, не поднимай пыли раньше стада. Кто болтает, не думая, — умрет, не болея.
В этот момент из дому вышла Апа с большим подносом в руках. «Молодец хозяйка!» — про себя похвалил Равшан, глянув на поднос. Там на тарелках были затейливо разложены мелко накрошенный лук, перемешанный с красным перцем, куски дымящейся баранины, молодые зеленые огурцы…
За Апой двигалась жена Латифа с ведром. Из него выглядывали причудливые, с золотыми наклейками головки бутылок.
— Ну, рассказывайте, мамаша, нечего улыбаться, — обратился к матери Латиф, когда та начала расставлять тарелки, — как вы там обрабатывали секретаря обкома.
— Тихо ты, непутевый! — прикрикнул Равшан, с опаской поглядывая на калитку.
— Пу-ускай слушают! — махнул рукой Латиф. — Чего нам теперь бояться… Ну, что же вы, пшена в рот набрали?
Aпa, наконец, присела, неуверенно взяла стопку, усмехнулась.
— Так уж и быть, да не осудят меня…
Ни с кем не чокнувшись, она залпом выпила золотистый напиток, потом засучила рукава платья и заговорила своим басовитым голосом:
— Ну, слушайте. Значит, приезжаю в город на рассвете. Хватаю такси — и в обком. Подъезжаю… Ни души, один милиционер. «Где же начальство?» — «В девять часов пожалуйте…» Ладно! Сижу, с подъезда глаз не спускаю. «Главное, — думаю, — Рахимджанова перехватить…»
Равшан слушал, только отхлебнув из своей, стопки, время от времени кивая головой. Говорить Апа умеет, это он знал давно. Свойство полезное, но сейчас на него полагаться опасно: расхвастается и представит дело так, будто уже все удалось.
— И вот вижу, — продолжала Апа, — идет мой Рахимджанов. Вскакиваю, кричу: «Погодите, дорогой мой!» А сама думаю: «Вдруг не признает?» Нет, признал все-таки, достойным оказался человеком.
— Еще бы! — Латиф усмехнулся. — Сколько раз катался на моем загнанном ишачке. — И потянулся к бутылке. — Эх, не любоваться же наклейками!..
Но Равшан отодвинул свою почти полную стопку:
— Пейте пока без меня. Продолжай, невестушка!
Апа одним глазом поглядела на коньяк, золотой струйкой наполняющий стопки, но подставить свою не решилась.
— Да. В общем узнал он меня. Поздоровался за руку, пригласил к себе в кабинет. Усадил, расспрашивает. Я все ему рассказала. Все до ниточки! Сама думаю: «Помогай, аллах!» Тут вбегает девушка: «Вызывают вас!..»
И Апа вдруг засмеялась, поблескивая замаслившимися глазами.
— Ладно. Идем вместе, входим. Кабинет, поверите, с половину этого двора. Кругом сукно зеленое. А у стола телефонов черных — будто ягнята, целое стадо! И навстречу нам выходит первый секретарь… Ну, глядите, чтоб только между нами: секретарь и на секретаря-то не похож! Несолидный такой, хоть и голова седая. И вежливый — прямо как женщина. Сам, значит, вышел нам навстречу. Я, конечно, растерялась и первым делом попросила стакан воды. Он налил. «Пожалуйста! — говорит. — Что, разве жарко?» — «Нет, — говорю. — Просто во рту пересохло. С таким солидным человеком встречаюсь…» Он рассмеялся: «Неужели у меня такой вид, что у человека во рту пересыхает?» А я прикинулась простоватой: «Это мне так про вас рассказывали. Но теперь вижу, вы очень мягкий, обходительный человек». Он еще пуще в хохот!..
— Ну — ка, налей! — Равшан крякнул, пододвинул стопку Латифу.
Тот хлопнул в ладоши, потянулся за бутылкой. Потом глянул на Султана, подмигнул:
— Тебе, пожалуй, хватит.
Апа между тем, ни на кого не глядя, продолжала: